Сколько вам было лет?
В первый раз шесть. Но почему-то и это никогда не получалось. В одном доме я прожила год, в другом два. Я никак не могла смириться с тем, что не являюсь членом семьи и не имею права на то, что было у всех остальных детей. Когда мне было лет двенадцать, я вернулась к тете, но там уже начались проблемы с ее мужем, и я прожила у них недолго.
Гейб уловил в ее голосе нечто такое, что заставило его напрячься.
Что за проблемы?
Это не важно. — Она тряхнула головой и попыталась встать, но Гейб твердо накрыл ее руку своей.
Раз уж начали, Лора, так закончите!
Он начал пить, — быстро произнесла она. — А выпив, становился особенно злым.
Особенно злым? Вы имеете в виду насилие?
Да. В трезвом состоянии он постоянно бывал чем-то недоволен и ругал всех. Выпив же, он становился... жестоким. — Она потерла плечо, словно гладя старую рану. — Обычно мишенью для его кулаков была тетя, но нередко доставалось и детям.
Он вас бил?
До некоторых пор. Пока я не научилась от него убегать. — Ей удалось изобразить подобие улыбки. — А я научилась удивительному проворству! Гейб! В моем рассказе все страшнее, чем на самом деле!
Он усомнился в этом.
Продолжайте.
Социальные службы снова забрали меня и поместили в другой дом. Ну, это вообще напоминало тюрьму. Помню, когда мне было шестнадцать лет, я считала дни, пока стану достаточно взрослой, чтобы, по крайней мере, постоять за себя. Ну... принимать самостоятельные решения. И вот я стала взрослой. Я переехала в Пенсильванию и нашла работу продавщицы в универмаге Филадельфии. У меня появилась постоянная покупательница. Мы подружились, и как-то она пришла с мужчиной. Низеньким, лысеющим, похожим на бульдога. Он кивнул женщине и сказал, что она абсолютно права. Затем он протянул мне визитную карточку и пригласил на следующий день прийти в его студию. Разумеется, я не собиралась никуда ходить. Знаю я этих мужчин!
—Полагаю, что так и было, — сухо заметил Гейб.
Лора несколько смутилась, но, поскольку он отнесся к ее словам спокойно, продолжила рассказ:
—Я отложила карточку в сторону и забыла бы о ней, но одна из девушек, работавших со
мной, позже подобрала ее и чуть с ума не сошла. Она рассказала мне, кто он такой. Вам,
наверное, известно его имя. Джеффри Райт.
Гейб поднял бровь. Райт был одним из самых известных фотографов в мире моды... нет, самым уважаемым. Пусть Гейб и не был глубоким знатоком мира моды, но такое имя, как Джеффри Райт, было очень известным и за его пределами.
Что-то слышал.
Узнав, что он профессионал, известный фотограф, я решила рискнуть и сходить к нему. Все произошло молниеносно. Он встретил меня очень грубо, и не успела я пробормотать слова извинения, как меня уже загримировали и поставили перед камерой. Я была ужасно смущена, но он, судя по всему, этого не замечал. Он рявкал на меня, приказывая стоять, сидеть, наклониться, повернуться. Потом достал из сейфа соболиную шубу во весь рост и накинул мне на плечи. Мне казалось, все это происходит во сне. Наверное, я произнесла это вслух, потому что он перестал кричать, засмеялся и сказал, что через год я буду завтракать в соболях!