— Теперь едят, да еще как! Я хотел сказать, ели, когда были живы, — поправился Николай.
— Неважно! Свинины они не ели, но зато ели собак!
— Это не евреи, а финикийцы, — уточнил я.
— Какая разница! Финикийцы — это те же евреи, но в древности.
Саша любил приводить исторические примеры, но постоянно путал Юлия Цезаря с Александром Македонским, а Карла Великого с Карлом XII. Пипина Короткого он почему-то считал Римским папой, а Робеспьера — итальянским художником. Причем, переубедить его было почти невозможно. Как-то мы сильно поспорили об Аристотеле, которого он упорно считал узбеком. Потом выяснилось, что он перепутал Аристотеля с Авиценной.
С ним было невозможно спорить. Во время спора он напускал на себя такой апломб, что у его противника невольно начинало закрадываться сомнение в собственной правоте.
Саша был неподражаем! Бывало, когда нужно было «достать» дефицитный товар, он шел прямо к директору магазина и, небрежно подавая руку для пожатия, называл свою фамилию. Но как называл! Он называл ее так, что тот поспешно вскакивал с кресла и смущенно лепетал о том, что ему приятно познакомиться с Паскевичем, причем на лице директора была написана мучительная борьба мысли, пытающейся извлечь из памяти столь известную фамилию, в значительности которой не было сомнения. Товар быстро появлялся уже в упаковке. На прощание Паскевич снисходительно говорил: «Если что надо — звоните». Директор провожал его до выхода и, когда возвращался назад в свой кабинет, бросал многозначительный взгляд на продавцов, застывших в почтительных позах.
Его жены, я имею в виду жен, оставшихся в прошлой цивилизации, обязаны были беспрестанно им восхищаться. Сашка требовал восхищения и, когда оно, наконец, иссякало, а в семейной жизни это может случиться быстро, любовь к жене сменялась обидой, которую он уже не прощал. Женщин он любил потому, что они любили его. Больше всех Сашка любил себя. Любил страстно. И вместе с тем, он был весьма интересным человеком, преданным другом и, я уже не хочу повторяться, прекрасным специалистом.
— Так ты что, серьезно думаешь, что девочки у нас рождаются от белкового голодания? — вывел меня из размышления вопрос Алексея к Паскевичу.
— Точно! От крахмала! — безапеляционно подтвердил Паскевич.
— Я тебя серьезно спрашиваю!
— А я тебе серьезно отвечаю!
Сашка пустился в «глубокомысленные» рассуждения в области генетики и обмена веществ, законов популяции и сексологии. «Если его не прервать, то он будет говорить до утра», — подумал я.
— Таким образом, — тоном профессионального лектора продолжал тем временем Паскевич, — как только мы решим проблему белковой недостаточности, мы, тем самым, решим проблему нормального соотношения полов в рождаемости!