– Все кончилось! – орал в трубку Ефим. – Мы победили! Я приехал отдыхать!
– Слава богу, – выдохнула Наталья и надолго замолчала.
– Что ты делаешь? – спросил озадаченный Ефим.
– Рву билет, – объяснила Наталья.
– А сдать нельзя? – взыграло у Береславского жмотское чувство.
– Нельзя. Билет с конкретной датой. И вылет через час.
– На моем же самолете! – дошло до Береславского. – Ладно, черт с ним, с билетом! Давай уже встречаться! Ты где?
– Я у стоек регистрации. А ты?
– А я… – Ефим повертел головой. И обнаружил огромного коня, построенного из таких же полушарий, как и кот, недавно встреченный Натальей и Лариской в одной из припортовых улочек. – Тут жеребец такой чокнутый. Я – рядом.
– Рыбак рыбака… – прокомментировала Наталья. Но радостно – его выходки ее, конечно, расстраивали. Однако если бы он помер, она бы расстроилась навсегда. – Я тебя найду сама, никуда не отходи.
Еще через полчаса они неслись в уродце «Ка» – оплачен-то на две недели – в пансион, куда Наталья пристроила Лариску. Ефим за руль не сел, считая ниже своего достоинства вождение подобного автомобиля. Он разглядывал ярко освещенные барселонские улицы, удивляясь их вечерней заполненности.
– Это только центр, – объяснила ему жена. – Остальной город спит.
Он попросил остановить машину возле одного из кафешек на бульваре Рамбла. Они вышли из машины, сели за столик. За витринным стеклом перед ними жужжал ночной бульвар.
– Хорошо, – сказал Ефим.
– Хорошо, – подтвердила жена.
Потом она пила кофе, а Ефим ужинал: туна-салат (тунец, овощи, оливки), тушеное мясо с картофелем и чай с огромным куском торта. Официант попытался подать ему чай в крошечной стильной чашке, но Береславский запротестовал. Сотрудник испанского общепита в растерянности остановился, не зная, что делать. Ефим благодушно разрешил ситуацию и уже через пять минут прихлебывал чай с лимоном из толстостенной пивной кружки.
В итоге все остались довольны: официант – невиданными «русскими» чаевыми, Наталья – первой посиделкой с любимым, а Ефим – ужином и искренним стишком, накропанном им прямо на сервировочной салфетке:
Я в юности мечтал о Барселоне.
Запала крепко в голову она.
Не знаю почему, но имя оно
Вливало в географию вина.
Конечно, пели больше про Гренаду,
А знали исключительно «Кармен».
И все же Барселона была рядом,
А их Колумб был дедом перемен.
Да что – Колумб! Построил каравеллу
И честно отработал свою роль.
А что ж не отработать? Он, наверно,
И слов не знал про паспортный контроль.
Но мы-то – знали! Раз-два! Левой-правой!
Какой-то бред про победивший класс.
Но лопнул вдруг стальной хребет державы,