В ходе ее на первом этапе, ничем не рискуя, уничтожить систему управления страной и вооруженными силами Ирака, систему ПВО и авиацию, его военную промышленность, нарушить коммуникации. На втором этапе, продолжая подавление и уничтожение объектов первого этапа, основные усилия сосредоточить на нанесении поражения и моральном подавлении иракских сухопутных войск. Только после того, как появится уверенность, что сухопутные войска Ирака свою боеспособность в значительной мере потеряли, начать операции сухопутных войск Соединенных Штатов.
С точки зрения военной, если уж политическим руководством было принято решение войну развязывать, замысел операции соответствовал обстановке. Таким образом, оценка нами сухопутных сил Ирака как сильных и предупреждение об этом американцев ими были восприняты и учтены при определении способа ведения боевых действий. Войны наше предупреждение не остановило. Оно повлияло лишь на замысел и сроки проведения воздушно–наземных операций.
Позже в нашей печати и на Западе говорилось о каких–то советах и рекомендациях по способам боевых действий против Ирака, которые якобы давались американцам мной и другими советскими военными руководителями. Все это не соответствует действительности. Таких советов никто из советских военных (в том числе и я) американцам не давал. Кстати, они их и не просили. Думаю, они в них и не нуждались.
Г. М. Корниенко. В связи с событиями в районе Персидского залива еще в 1988 году, а затем в конце 1990 — начале 1991 года стоит, на мой взгляд, еще раз вернуться к вопросу о профессионализме в политике.
В своем докладе на научно–практической конференции в МИД СССР 25 июля 1988 г. Шеварднадзе, говоря о продолжавшейся тогда ирано–иракской войне и о появлении в этой связи в Персидском заливе военно–морской армады США, сказал: «Выстраивались возможные варианты развития событий, но ни один из них не прогнозировал массированного американского присутствия в Персидском заливе. Просчет? Несомненно».
К сожалению, Шеварднадзе допустил здесь существенную неточность. Просчет действительно был, но состоял он вовсе не в том, что никто не прогнозировал тогда, в 1988 году, массированного военно–морского присутствия США в Персидском заливе, — это не так. Просчет, причем серьезный, состоял в том, что наши собственные неразумные действия если не явились причиной, то во всяком случае существенно содействовали тогда такому развитию событий. Последовательность событий была такова: в связи с тем, что Иран препятствовал транспортировке нефти из Кувейта, правительство последнего обратилось вначале к правительству США с просьбой обеспечить ее транспортировку под охраной американских военных кораблей; прозондировав позиции руководителей конгресса, Белый дом уклонился от такого рискованного шага; тогда кувейтцы обратились с аналогичным предложением к Советскому правительству. С коммерческой точки зрения предложение было весьма заманчивым, за что и ухватились наши хозяйственники. Вот здесь–то и должно было бы сказать свое веское слово против такой коммерции наше внешнеполитическое ведомство — ведь профессионалам было абсолютно ясно, что США не потерпят нашего одностороннего военно–морского присутствия в Персидском заливе и пересмотрят свое прежнее решение. Во всяком случае, мною высказывались предостережения на этот счет, и они доводились до сведения Шеварднадзе через его заместителя, но были им проигнорированы. А дальше произошло то, что не могло не произойти.