Она пустила зверька на пол, свинка тут же кинулась к шкафу и попыталась под ним спрятаться. Птица поскакала следом. Клюв у нее был весь в крови.
– Будь поласковее с Ратти, – велела Жюстина. – Вы будете друг друга развлекать и радовать, помни об этом.
Птица что-то проклокотала, попрыгала и слегка толкнула клювом кругленький зад морской свинки. Ратти повернулась и поднялась на задние лапки.
– Все будет хорошо, – сказала Жюстина. – Вы привыкнете друг к другу.
* * *
В восемь часов она позвонила в гостиницу. Ответил мужской голос. Она спросила Ханса-Петера.
– Его здесь нет.
– Но... он же у вас работает?
– Работает. Но не сейчас.
– А почему не сейчас? Он сказал мне, что у него вечерняя смена.
– Могу я ему что-нибудь передать?
Жюстина повесила трубку.
* * *
Ночью она несколько раз просыпалась. Ей снился один и тот же сон, вновь и вновь возвращался ускользающими обрывками. Ханс Нэстман с чисто вымытым исхудавшим лицом. Он стоит возле ее кровати, не двигается, просто стоит. Она пытается приподняться и понимает, что привязана к кровати металлическим шнуром. Ханс Нэстман улыбается всеми зубами, все кончено, Жюстина Дальвик, следуйте за мной, послушно и без сопротивления.
– Вы ничего не сможете доказать! – кричит она. – Убирайтесь, оставьте меня в покое!
Он делает к ней шаг, на руке у него нет кожи и ногтей.
– Ничего не надо доказывать, друг мой. Ханс-Петер Бергман тоже исчез, этого хватит, чтобы тебя засадить.
Жюстина проснулась от собственного крика. В комнате что-то трепыхалось и свистело, она зажгла свет и увидела, что птица в панике летает кругами. От света птица притихла, уселась на свою ветку, однако выглядела какой-то маленькой, испуганной.
Нужно встать. Встать и позвонить. Домой Хансу-Петеру.
Было без четверти три. Никто не ответил.
* * *
День выдался тихий, пасмурный, в воздухе кружили сухие снежинки. Она взяла с собой в машину морскую свинку. Укутала в одеяло, свинка тотчас же свернулась клубком и заснула.
Жюстина вошла в приемное отделение. Медсестра листала какую-то папку.
– Доброе утро. Я Жюстина Дальвик, хочу навестить свою мать.
– Мать?
– Флору Дальвик.
– Ах, Флору. Доброе утро. Она будет рада, любое событие так полезно для наших пациентов.
– Как она себя чувствует?
– Совсем неплохо. Вчера она бодрствовала целый день.
Медсестру звали Гунлис. Жюстина ее не помнила. Гунлис захлопнула папку.
– Я здесь новенькая, мне кажется, мы не встречались. Я пройду с вами в палату. А что это у вас?
– Морская свинка, которую я только что купила. Хочу маме показать, надеюсь, это не возбраняется?
– Нет-нет, напротив. Хорошо бы, чтобы атмосфера здесь была немного почеловечнее, не так похоже на клинику, я хочу сказать. Я всегда за это ратовала, однако довольно трудно внести какие-то предложения, которые расходятся с обычной рутиной в больнице. Подумайте, если бы среди пациентов бродила домашняя кошка, ласково терлась об их ноги, мурлыкала. Я думаю, у многих от этого значительно повысилось бы качество жизни, все было бы не так стерильно. – Она понизила голос: – Но я даже не осмеливаюсь об этом заговорить, ведь так можно и работы лишиться...