— так назывался неказистый городской отель.
— Что делать будем, Йеркер[4]? — облокотившись об ограду, спросил Георг. Он действительно не знал, как использовать открывшуюся свободу, и был явно растерян. В тесном костюмчике, из которого он давно вырос, бледный и худенький, Георг выглядел бы довольно жалко и беспомощно, если б не живой блеск его пытливых глаз.
— В самом деле, чем бы заняться? — с расстановкой сказал Эрик.
Георг обожал придумывать новые игры со сложными правилами.
— Может, сыграем во что-нибудь? — спросил он Эрика и смерил его оценивающим взглядом. Тот сидел на кухонной лестнице, маленький, пухленький, кареглазый, подставив лицо солнцу. Нет, «сестрица» Эрик ему не компания. В играх он толку не смыслит — стоит ему проиграть, сразу говорит, что ему надоело.
— Эй, салаги, хотите прокатиться со мной на яхте? — услышали они знакомый голос.
У калитки стоял Фабиан Шольке — смуглый худощавый мальчишка с овальным лицом, дерзким красивым по-девичьи пухлым ртом и густыми дугами бровей, придававшими ему независимый вид. Отец Фабиана был городским трубочистом.
Георг задохнулся от радости. Ему так нравился этот отчаянный парень, что его лицо не раз снилось ему по ночам.
— Еще спрашиваешь! Мы только переоденем фуражки.
Фабиан, разгадав их мысли, смачно сплюнул на столб калитки:
— А без позволения не можете? — и презрительно усмехнулся.
Эрик сбегал за губной гармошкой — он любил поиграть,
когда его брали в море, — и мальчики робко вошли в гостиную. Там Кристина под команду громогласной тети Леонтины расставляла в ряд позолоченные плетеные стулья. Дядя Конрад сидел сине-багровый, навалившись жирным тестообразным телом на стол, на котором стояли чернильница, деревянный молоток и разные бумаги.
Георг сразу почувствовал, что они пришли сюда напрасно, и от его радостного настроения по поводу первого дня каникул не осталось и следа — его будто скомкали, как белый бумажный листок. Ни на что не надеясь, он вяло пробормотал:
— Милая тетушка, позволь нам прокатиться на яхте.
— И речи не может быть. Не хватает вам еще утонуть.
Георгу стало душно от теплого, затхлого воздуха комнаты.
Побледнев, он уставился на рыжие, цвета нюхательного табака цветы на обоях и тоном приговоренного к смерти сказал в пустоту:
— Но ведь, милая тетя, ветра-то сейчас вовсе нет.
— А на какой яхте вы поплывете, интересно знать?
— Да мы хотели покататься с… Фабианом Шольке… милая…
Георг уже понял, что все пропало. Фабиан Шольке был совсем
не в чести..
— С Фабианом Шольке? — взмахнула тряпкой фру Леонтина. — С этим бездельником! Водиться с этим олухом! Сыном таких родителей! Ведь они не стесняются пить горькую даже со своими собственными слугами! Неразборчивы же вы в друзьях!