Драгор. Он потерял для меня прежнее очарование. Все те же узкие улочки с желтыми и терракотовыми домиками, тот же залив, кричащие чайки над рыбацкими лодками, белые жирные гуси. Возможно, очарование исчезло, потому что не светило солнце и дул сильный ветер, но скорее причина заключалась в том, что я чувствовала себя одинокой и обманутой.
Я любила Отто, будь он проклят. Я наслаждалась своеобразной прелестью наших отношений, его заботой и вниманием. Идя по Страндлинен, я вспомнила, как прогуливалась здесь рука об руку с мужчиной, за которого вышла замуж, и ветер никогда не казался мне таким холодным. Хотя, с тех пор как я узнала о болезни Отто, меня иногда охватывала леденящая дрожь, но на общем фоне это было почти незаметно.
Неужели все происходило лишь несколько недель назад? Отыскать скромный домик, в котором жил священник, оказалось совсем нетрудно. Я узнала его желтые стены и коричневую дверь. Окна украшали те же самые занавески, и все тот же жирный кот дремал в ящике с геранью.
Я, естественно, ожидала, что дверь мне откроет полная пожилая женщина, которая подняла оброненное ее мужем кольцо, но вместо нее на пороге появилась, молодая остролицая датчанка, которую я раньше не видела.
— Да? — сказала она резким голосом, так подходящим к ее лицу.
Однако назвать ее совсем уж непривлекательной было, пожалуй, нельзя. Хорошая фигура и густые светлые волосы украшали ее. Хотя в глазах застыла подозрительность.
— Вы говорите по-английски?
— Да, немного.
— Я хотела бы увидеть священника. Он ваш отец?
— Священника? — В ее голосе прозвучало удивление, может быть, притворное. — Думаю, вы ошиблись домом.
— Пожилой мужчина, — настаивала я. — У него довольно полная жена, которая забирает волосы в маленький узелок на затылке.
Я беспомощно смотрела на молодую женщину. Ее светлые брови взлетели вверх.
— Но таких людей здесь нет. Вы ошиблись.
— Вы имеете в виду, что они переехали отсюда?
— О нет. Мы живем здесь с мужем с тех пор, как поженились пять лет назад.
Усталость и ощущение безнадежности охватили меня. Я смотрела на коричневую дверь, на ящики с цветами, на спящего кота. Я могла бы поклясться, что даже кот был тот самый.
Увидев, что молодая женщина (кстати непонятно, почему она так враждебно настроена?) собирается закрыть дверь, я поднесла руку ко лбу и слабым голосом проговорила:
— Простите, пожалуйста. Вы не могли бы дать мне стакан воды. Я не совсем здорова.
Ни одна женщина не могла бы отказать в подобной просьбе, как и оставить меня стоящей за дверью. Поэтому я очень неохотно была приглашена внутрь, где мне указали на стул в маленьком коридоре.