Кстати сказать, говорил Дмитрий весьма выразительно, дважды довольно-таки к месту сославшись на древних авторов и даже удачно ввернув пару латинских выражений.
Правда, в последних он, насколько я успел заметить, оказался слабоват, ошибившись в произношении, что я про себя тут же зафиксировал.
Вторую чашу тоже пришлось пить, поскольку слово предоставили мне, а тостующий должен осушить кубок до дна в знак того, что сказанное им искренне и идет от всей души.
– Часто в жизни бывает так: есть желание – нет воли, есть воля – нет дела, есть дело – нет желания… – заявил я громко. – Но у тебя, государь, имеется все – такое встречается очень редко. Ты рожден с солнцем в крови и умеешь жить дерзко, достойно и красиво! Но я не стану ничего выдумывать и льстить тебе, ибо кого уважают, тем никогда не льстят, потому что уважение чтит, а лесть насмехается. – Я сделал паузу, неспешно обведя взглядом всех присутствующих, и обратился уже к ним: – Думается, в этом случае будет более достойно просто повторить слова древних, кои так метко подходят к Димитрию Иоанновичу. Macte animo, generose puer, sic itur ad astra. – Но, заметив непонимание на зардевшемся от удовольствия лице царевича, сразу перевел: – Хвала тебе, благородный отрок, так идут к звездам. – Однако, щадя самолюбие Дмитрия, сразу пояснил причину перевода, повернувшись к бородатым боярским рожам: – Зрю, что кое-кто не ведает благородной латыни, потому и произнес сызнова на русском языке, какового постараюсь придерживаться и впредь, ибо приличия требуют говорить на том языке, кой понятен всем окружающим.
– Матка боска! – рявкнул какой-то усатый красномордый шляхтич, сидящий неподалеку от меня. – Хотел бы я видеть, кто посмеет запретить мне говорить не на языке варваров, а на звучной латыни! – И тут же выдал некую тираду, из которой я понял лишь первое слово.
Вообще, судя по произношению и обилию шипящих звуков, это навряд ли была латынь. Дмитрий досадливо поморщился, но не сказал ни слова. Однако его недовольство не осталось незамеченным.
Поддержка пришла со стороны духовенства. Ксендз Савицкий умиротворяюще, но в то же время достаточно твердо произнес что-то, причем с тем же обилием шипящих, после чего буйный пан заткнулся.
К сожалению, только на время.
Благородным рыцарям спокойно никак не сиделось. Хотя понять их можно – пребывать чуть ли не взаперти, тем более когда врага под стенами не видать, весьма утомительно, и каждый новый человек для них – развлечение. Эдакая свежая струя кислорода в затхлом воздухе повседневного бытия.