– Наш человек! Толк будет! – чуть не крикнул Серёга и поднял бокал. – За тебя, принцесса! Ну… и за революцию!
– Не ори. А то люди не поймут. Особенно последнее, – отец был немного раздражён. Не любил публичных проигрышей.
– Да хрен с ними! – не унимался Серёга. – Кому мы непонятны, тот и не с нами днесь!
– То есть, ты хочешь сказать, – отец вновь переключился на меня, – что вещество времени, которое никто толком не щупал, не измерял и всяко разно не оценивал, не имеющее никакого прикладного значения, вызывает твой больший интерес, нежели условная, пусть местами и относительная, сетка, которая, однако, управляет и лежит в основе жизни практически всех людей?
– Насчёт прикладного значения ничего не скажу, кроме того, что с помощью теории о времени как веществе можно было бы хоть как-то истолковать массу необъяснимых явлений…
– Я бы не делал в своих аргументах ставку на журналистские «утки» и прочие слухи. Люди, они готовы выдумать любую сказку, чтобы скрыть нежелательные и порой ужасные последствия своих поступков или оправдать собственные заблуждения.
– Я и не делаю. Просто что делать с «сеткой» – сидеть и смотреть, как всё сущее ползёт по ней линейно и поступательно?
– Ну, не всегда, не всегда…
– Серёж!
– Прошу прощенья, принцесса!
– Так вот… А если время – вещество, то им можно манипулировать. Определить его свойства, рано или поздно, – и изменять их. Скорость там, плотность… я не знаю.
– Теоретически да. Но подступиться к этому веществу пока нет возможности.
– Почему?
– Учёный ответил бы тебе, что любая экспериментальная база науки вырастает на пашне статистики. А рост статистики обретает ускорение только при наличии некоей суммарной критической величины экспериментов. Неискушённому слушателю это представится порочным кругом. Но это не так. Ведь я говорил об ускорении роста экспериментальной статистики. Линейный-то рост никто не отменял. Но для того, чтобы при линейном росте экспериментального материала была накоплена критическая суммарная величина, которая позволит осуществить прорыв, качественный скачок, – потребуются столетия.
– Время что, против того, чтобы мы его изучали?
– Да нет. Такова триангуляция[13] пространства, познания и… собственно времени. В переносном, то есть в философском смысле, разумеется.
Что такое триангуляция? Чёрт её знает. Вот гад! Это он специально.
– Я поняла. Но что бы ответил философ на тот же вопрос?
– Любой здравомыслящий философ сказал бы, что не имеет значения, как называть то, что существует, и как соотносить себя с ним. Очередной виток эволюции открывает знания, необходимые и достаточные для достижения следующего витка живыми и здоровыми.