Гончар положил винчестер поперек седла. Его левая рука лежала на бедре, и пальцы касались рукоятки «ремингтона». Второй револьвер был справа, на виду.
Если его смог отыскать Хэнк Форман, значит, могут отыскать и другие охотники за скальпами. А известие о гибели Хэнка могло только убедить его коллег, что тот был на верном пути. Степан понимал, что его еще долго не оставят в покое, и поэтому не расставался с оружием.
Он узнал пегую лошадь шерифа по белой груди и черным ногам, но в седле был не Палмер, а кто-то другой. К тому же шериф не любил быструю езду, а этот невысокий наездник мчался во весь опор. Гончар развернул Тучку поперек дороги и встал. Ему уже было видно, что лицо всадника наполовину закрыто красным платком, а из-под шляпы спускаются к плечам две косички. Индеец? Или женщина? Не может быть…
Всадница резко осадила кобылу, и та закружилась на месте.
— Кто тебя предупредил? — обиженно выкрикнула Милли, задыхаясь после скачки. — Я так хотела тебя удивить! А ты сам выехал мне навстречу!
— Ты меня удивила. — Он подъехал к ней так близко, что их колени соприкоснулись, а Тучка недовольно фыркнула, уворачиваясь от хвоста пегой кобылы. — Разбойница, я не верю своим глазам. Может быть, это мираж? Ущипни меня, если ты настоящая.
Она ударила его плетью по бедру.
— Стивен, Стивен, если б ты знал, как я соскучилась. Ты не должен был так поступать со мной.
— Да ты вся в пыли, — сказал Гончар и осторожно коснулся пальцами ее лба. — Дай вытру. А то тебя могут принять за краснокожего.
Милли сдернула платок, открывая лицо, и сняла шляпу.
Степан нежно обхватил ее шею, потянулся к ней и поцеловал в нос.
— Холодная какая!
Она закрыла глаза и замерла. Кровь зашумела в голове Степана, и он поцеловал Милли. Ее тонкая рука вдруг обвила его шею, и мягкие губы раздвинулись. Но в следующую секунду девушка отпрянула с возмущенным возгласом:
— Что за глупости!
Гончар перехватил поводья ее лошади.
— Зачем ты едешь в лагерь?
— Хотела увидеть тебя.
— Увидела?
— Стивен, ты не понимаешь. Я хотела посмотреть, как ты устроился, как идет работа, как ты командуешь строителями. В Маршал-Сити тебя считают героем, вроде Джорджа Вашингтона. Отец-основатель. Мэр долго тряс папе руку и благодарил за то, что он тебя послал в этот городишко.
— Отец знает, что ты у меня?
— Конечно.
— И он так спокойно тебя отпустил?
Мелисса пожала плечами.
— А что такого? Я сама решаю, куда мне ехать. С тех пор, как умерла мама, в нашей семье одна хозяйка — я. Ах, да, ты же еще не знаешь…
— Не знал. Когда?
— В канун Рождества, — спокойно ответила Милли. — Она не мучилась. Две недели пролежала в постели, и однажды попросила вызвать священника. Сразу после причастия закрыла глаза, улыбнулась и затихла.