— Куда мы летим?
— На маленький островок у побережья, — ответил историк, показывая в сторону моря, где горизонт еще терялся во мраке. — Это не слишком далеко.
— Мистер Коул, — обратилась девочка, — вы встречались с моими родителями.
— Очаровательные люди.
— Смогу ли я… мне бы хотелось с ними поговорить.
— Разумеется. Мы что-нибудь придумаем.
— Они ни за что не поверят.
— А ты веришь? — спросил он, лукаво улыбнувшись, когда самолет поднялся выше.
В том-то и суть. Она должна была верить во все это — от первого мрачного явления теней до мига, когда их с Дэниелом губы встретились, до Пенн, лежащей мертвой на алтаре. Всего этого не могло не быть на самом деле.
Как иначе ей продержаться, пока они с Дэниелом вновь не увидятся? Она сжала медальон, хранящий память о целой жизни. Ее память, как обещал Дэниел, которая со временем откроется.
Люс не знала, что обнаружит там, как не знала и того, куда везет ее мистер Коул. Но утром в приделе, стоя рядом с Аррианой, Гэбби и Дэниелом, она ощутила себя частью чего-то. Не потерянной, испуганной и покорной, но как будто имеющей значение не только для Дэниела, а для них всех.
Она глянула в стекло. Они уже должны были миновать солончаки, и дорогу, по которой ее везли в тот ужасный бар на встречу с Кэмом, и длинную ленту песчаного пляжа, где она впервые поцеловала Дэниела. Теперь они летели над открытым морем, в котором — где-то там, впереди — скрывалась их цель.
Никто не сообщал ей, что еще остались битвы, в которых придется сражаться, но Люс ощущала в себе это знание: они находятся в самом начале чего-то долгого, важного и трудного.
Вместе.
И не важно, будут ли их битвы ужасными, или искупительными, или и теми и другими, Люс больше не хотелось быть пешкой. Странное чувство медленно разливалось по ее телу — пропитанное всеми прошлыми жизнями, всей любовью, которую она питала к Дэниелу и которая угасала столько раз прежде.
От этого чувства ей захотелось встать рядом с ним и сражаться. Сражаться за то, чтобы оставаться в живых достаточно долго и прожить вместе целую жизнь. Сражаться за единственное, что казалось ей стоящим того — достаточно благим, достаточно возвышенным, достаточно могущественным, чтобы рисковать всем.
За любовь.
ЭПИЛОГ
ДВА ВЕЛИКИХ СВЕТИЛА
Всю ночь он следил за ее беспокойным сном на узкой брезентовой раскладушке. Армейский зеленый фонарь, висящий на низкой потолочной балке бревенчатой хижины, озарял ее фигуру. Мягкое сияние высвечивало блестящие черные волосы, разметавшиеся по подушке, и щеки, гладкие и розовые после умывания.
Каждый раз, когда море с ревом накатывало на заброшенный пляж снаружи, она переворачивалась на другой бок. Ее майка так плотно обтягивала тело, что, когда тонкое одеяло сбилось, он сумел различить крохотную ямочку на ее нежном левом плече. Прежде он столько раз целовал ее.