– Inglesa... Inglesa, успокойся.
Она боролась с ним, хотя и с меньшей силой.
– Ты позволишь ему зарезать меня? Не надо! Я не сделала ничего плохого!
– Ада, – сказал он. Ее имя показалось тяжелым и непривычным на его языке. – Успокойся. Я здесь, чтобы помочь.
Ее сопротивление стало слабее, эти синие глаза все еще были широко распахнуты и блестели от слез.
– Ты не позволишь ему?
– Позволю ему что? Кому? Кто порезал тебя? – Он оглядел комнату. – Видишь, здесь никого нет. Ты помнишь, кто я?
Она упала на тюфяк в новом приступе нескончаемой дрожи. Она очень страдала.
– Ты Габриэль.
Слова просочились сквозь ее стучащие зубы. Это было удивительно. Но еще более удивительной была реакция Габриэля на то, что он услышал свое имя от этой взбудораженной женщины. Тепло разлилось в его груди.
– Да, – сказал он.
– Габриэль, мой тюремщик. – Ее туманный взгляд поднялся к потолку. – У меня ноги болят. Ты не снимешь с меня сапоги?
Он потер глаза, собирая последние крупицы терпения.
– Нужно время помолиться? – Она вытянулась на тюфяке, закинув руки за голову. – Хотя я не могу представить, зачем тебе нужно просить божественного вмешательства. Это всего лишь сапоги. А ты всего лишь предлагаешь помощь.
– Тебе нравится дразнить меня. Почему?
– Мужчина, который считает себя чище других, сам напрашивается на такое отношение.
Он стоял, стиснув зубы.
– Ты собираешься унизить меня?
– Если придется. Все, чего я хочу, – это освободиться и самой делать выбор.
– Чтобы ты могла выбрать еще больше опиума? Это не свобода.
– Ты благочестивый...
– Прекрати. – Он подошел к кровати и стал расшнуровывать ее сапоги. – Я буду больше помогать тебе, если ты перестанешь обзываться.
– Я уже сказала, что не хочу твоей помощи.
Он убрал руки. Ее нога упала на кровать.
– Тогда сама снимай свои сапоги.
Ада подняла верхнюю губу, как будто рыча, и отбросила накидку. Она опустила ноги на пол, подняла юбку до колен. Ее пальцы соскальзывали и заплетались, слишком ослабленные, чтобы разгадать тайну этих узлов. Всхлипнув, она резко дернула. Дрожь усилилась до такой степени, что она уже не могла сидеть на краю кровати. Ее ужасный крик расколол воздух.
Габриэль встал на колени и поймал ее за плечи, успокаивая. Он ничего не говорил, только смотрел ей в глаза и медленно качал головой. Она отвернулась, молчаливо уступая. Он поднял ее ногу и, положив ее себе на бедро, быстро разрешил задачу, которая так сильно расстроила ее. Он уложил ее снова на кровать. Только когда он стал снова накрывать ее овчиной, он заметил длинные симметричные шрамы на ступнях.