Поцелуй воина (Лофти) - страница 4

Теперь он принадлежит ордену – по крайней мере будет принадлежать, после того как выполнит последнее – послушание Пачеко.

Прислушиваясь к трем парам шагов, он позволил монотонным звукам затопить свои дурные предчувствия. Теперь его дело – покорность, и в покорности он найдет умиротворение.

Когда-нибудь.

– Я понимаю твое уныние, брат, – сказал Фернан Гарса, такой же, как он, послушник.

Он смотрел в сырой переулок со своей обычной смесью презрения и веселья. – Вернуться к жизни скованным этим монашеским одеянием – я не могу вынести этого, только не когда мы так близко к женщинам и вину.

Габриэль сердито взглянул на товарища.

– Ты бы лучше предался греху, чем поднялся над ним?

– Да. И я буду считать, что ты решительно менее интересное создание, если не согласишься со мной.

– Я не согласен с тобой, – сказал Габриэль.

– Ага, ну что я говорил? – Фернан закатил глаза к небу и покачал головой. – У врат ли рая или в объятиях прекрасной женщины – твой отвратительный характер никогда не смирится. Ты живой пример всего скучного, что есть в нашей, скажем так, профессии.

Пачеко обернулся в полумраке:

– А ты пример того, почему дворянам не следует иметь более трех сыновей.

– Наставник, у меня ноги болят, – заныл Фернан голосом капризного ребенка. – Может, мы немного отдохнем?

Пачеко резко остановился. Красная эмблема Сантьяго – цветочный крест, сужающийся в лезвие меча – украшала левую сторону его груди. Он кивнул в сторону входа у подножия лестницы.

– Мы отдохнем вон там. Внутри.

Габриэль посмотрел на обшарпанную деревянную дверь словно на вооруженного противника. Что бы ни было за этой дверью, это будет его последнее испытание. Еще одно послушание, и он докажет, что достоин вступить в орден. Неудача означала изгнание. Изгнание же означало возвращение к жизни с семьей де Сильва – или к его мести против них. Он содрогнулся, а на затылке выступил пот.

– Иди первым, Габриэль. – Пачеко посмотрел на него из-под белого капюшона. – Если только ты не решил пренебречь своими обязанностями.

«Соглашайся. Смирись. Божья воля».

Он кивнул и стал спускаться по грубым скрипучим ступеням. Осыпающиеся кусочки глины скользили под их ногами вместе с нечистотами и мусором. Он уперся ладонью в стену, чтобы сохранить равновесие. Влажный крошащийся известняк подался под его пальцами.

– Хорошо, что тебе выпало вести нас, поскольку это место, похоже, совпадает с твоим настроением, – заметил Фернан. – Однако когда мы закончим наше богоугодное дело, мне бы хотелось посетить какое-нибудь место любви и поэзии – чтобы соответствовать моему настроению.