– Пачеко?
– Да. Он дал ей денег.
–– Мы тоже дали, – сказал Габриэль.
Бланка тихонько рассмеялась.
– Значит, она неплохо заработала. Возможно, если повезет, она сможет откупиться от неприятностей.
Они обогнули угол перестроенного собора, но, когда не остановились, чтобы попросить приюта там, Габриэль и Ада обменялись вопросительными взглядами.
– Куда мы идем? – спросила Ада.
Ее мозг снова начинал работать. Да, это как дыхание после года под водой. Она никогда не переставала понимать, насколько требовательной стала ее тяга. Что бы было, если бы ее продали в рабство? Она содрогнулась и сглотнула появившийся во рту горький медный привкус.
– С глаз долой, – сказал Габриэль, увлекая Аду в кирпичный альков между строениями. – Нас преследуют.
Бланка вжалась в тень вместе с ними, от испарины на лбу ее темный капюшон стал влажным. Ее кожа была гладкая и упругая, она явно была еще очень молода. Плоский корсаж ее скромного шерстяного платья какого-то непонятного цвета, что-то между синим и черным, поднимался и опускался с каждым быстрым вдохом.
Ее шепот нарушил тревожную тишину.
– Я помогаю, потому что ненавижу эту старую ведьму. Она до конца моих дней будет держать меня в услужении.
– Что с ней будет? – спросила Ада.
– Испытание огнем или водой, наверное. Мне понадобится помощь, чтобы выбраться из города. Никакая молодая женщина не может одна выйти за эти стены.
– Ты хочешь, чтобы мы были твоим эскортом? – Ада попыталась скрыть улыбку. – Ну разве это было бы не чудесно, Габриэль? Еще одна спутница для тебя?
– Я бы бросил вас обеих в Тахо, если бы мог.
– Едва ли это милосердно, послушник, – сказала она, не в силах сдержать улыбку.
Осознав, что все еще держит его за руку, она сжала ее. Он уронил ее пальцы, как будто это были горячие угли.
– Ты лишила меня всякого милосердия, – сказал он. – Спасибо за вашу помощь, сеньорита, но мы не можем предложить вам ничего, кроме золота. Я не могу брать на себя еще одну ношу в этом путешествии.
– Я не приму золото, – сказала Бланка, качая головой. Слезы проложили серебристые дорожки по ее щекам. – Вы должны понимать, что золото бесполезно для такой, как я. Я запятнана незаконным промыслом моей тетки. Никто не посмотрит мне в глаза на рыночной площади. У меня нет шансов найти порядочного мужа. Этот город – тюрьма.
Это слово было как удар молнии, промелькнувшей между ними. Габриэль вздрогнул и отвел глаза. Ада почувствовала какую-то тяжесть в груди, ощущение неожиданного родства, кольнувшее ее под ребра. Как часто она думала, что Чарнвуд-Форест такая же тюрьма? Пятно болезни ее сестры и ее окончательная слепота – не говоря уже о страсти Мег к тайнам алхимии – не внушали любви никому из их суеверных соседей.