Пронзительная дрожь охватила меня, как огонь, я обнял ее, совлек с нее одеяло и, как покров последней тайны, ее ночную сорочку — и увидел на ее груди два фосфорически светящихся пятнышка: одно прямо под левым соском, другое чуть левее и ниже. Это были следы от моих пуль. Я прижался к ним губами, и отдал ей все, что имел.
Так в моем доме поселилась душа. Простого человеческого имени у нее не было, и я придумал свое, и стал звать ее Аня (от латинского anima) или, ласково — Анюта, Анечка, а еще иногда — Псюша. Она не возражала.
Первые дни одна только мысль немного беспокоила меня. Все-таки, не могло ли случиться так, что я убил не того? Что произошла ошибка, и убитый мной коммерсант только внешне походил на этих упитанных кувалдомордых качков, а на самом деле был вовсе не так уж плох, был, например, тонким душевным человеком, по-своему способным на нежность, любовь, благодарность, словом, на все то, чем так щедро была одарена Аня? Нет, — отвечал я сам себе, — ошибки быть не могло, слишком хорошо я знал эту породу, чтобы можно было обмануться. Он мог оказаться не торгашом, а, скажем, мафиозо, вором в законе, тем более, что граница между воровством и коммерцией очень тонка. Но кроме этих двух категорий он никем больше быть не мог, у него было слишком красноречивое тело. Тела говорят о нас больше, чем мы сами хотели бы о себе сказать, иногда даже больше, чем мы знаем о себе. А его тело не говорило, а прямо-таки кричало в голос, на весь мир: «Я — зажравшийся бессовестный мерзавец, весь мир принадлежит мне и никому больше, я не вижу вас в упор, избавьте мир от меня, или я избавлю его от вас!» Это было очевидно, однако были другие вещи, не телесного, а, так сказать, анимистического, то есть, пользуясь каламбурной этимологией, духовно-мистического плана, которые я, как ни старался, примирить не мог. В моем сознании не помещалось, как, каким именно образом такая душа могла жить в таком теле? Это было совершенно против всех моих представлений. Разве тело и душа развиваются не вместе? Разве жизнь тела не обусловлена жизнью души, и наоборот? Тем не менее, в моем случае выходило, что не обусловлена.
А может быть, Анюта была не его, а чужой душой, жившей в его теле? Но почему тогда на ней следы моих пуль и почему она пришла именно ко мне? Или душа-то его, но уже как бы не совсем его, как бы уже, чуя близкий конец, приготовилась к следующему перевоплощению, в котором должна была стать очаровательной девушкой? Это тоже было со всех сторон неубедительно, не говоря о том, что в сансару я не верил и что даже в этой системе его предыдущая карма была бы слишком злой, чтобы заслужить такое перевоплощение. Все мои домыслы разбивались о множество этих «как?» и «почему?».