Впрочем, некоторые считают, что нас попросту бросили. Измученные люди ведут бесконечные споры, доходящие чуть не до драк, и только появление санитаров-добровцев останавливает эти отчаянные стычки.
Сегодня ближе к вечеру заходил Лускус. Он изменился. Из речи исчезли сленговые словечки, он обрел уверенность и даже некоторую властность. Я так понимаю, что одноглазый благодаря своему авторитету среди заключенных и незаурядным организаторским способностям фактически стал одним из лидеров колонии.
Лускус рассказал о формировании добровольческих бригад, которые денно и нощно работают на развалинах модуля.
– Там все вперемешку: и зэчьё, и колонисты, и молодежь из Корпуса, и экипажники. Утром добровцы поймали несколько мародеров – собирали личные вещи, шарили по ячейкам гипонсиума. Помешать не успел – всех сбросили с Обрыва. Такие дела, браток…
Я криво улыбаюсь в ответ. За прошедшие дни худо-бедно я составил для себя психологический портрет одноглазого. «Помешать не успел» туда монтируется плохо, а вот «мог помешать, но не захотел» – это как раз в его стиле. Странный человек. Хитрый. Умный. Опасный. И при этом я фактически обязан ему жизнью.
Из-за стимуляторов явь и бред смешались в моем сознании настолько, что временами я не понимаю, сплю или бодрствую. В какой-то момент обнаружил себя стоящим на крепостной стене. Снизу по приставленным лестницам лезут косорылые уроды, закованные в сталь, с мечами и копьями. Повсюду пожары, дым застилает низкое небо. У меня в руке здоровенный боевой топор. Вокруг кипит сражение, лязг металла, крики и стоны доносятся со всех сторон. Я, как заведенный, рублю врагов и в какой-то момент чувствую, как один из косорылых хватает меня за ногу. У него вместо пальцев кривые когти, и он вонзает их мне в колено. Не задумываясь, заношу топор и отрубаю собственную ногу вместе с вцепившимся в нее врагом. Не падаю, продолжаю стоять и тупо наблюдаю, как из обрубка вместо крови вытекает бурая слизь. И только тут понимаю, что на самом деле я лежу на земле под навесом, а все остальное – плод воображения, подстегнутого боевой химией.
Видения повторяются с пугающей периодичностью. Мне видятся то чугунные псы с блестящими нержавеющими зубами, грызущие мою ногу, то ожившие тропические лианы, оплетающие ее и вонзающие в кожу кривые шипы, то какие-то пыточных дел мастера в кожаных фартуках, разрезающие мою плоть ножами и набивающие в раны толченое стекло…
Выплыв из очередного кошмара, я позвал санитара и твердо заявил: все, больше никаких стимуляторов! Тот – молодой белобрысый парнишка, рядовой службы технического контроля – попытался уговорить меня потерпеть, мол, не сегодня-завтра появятся спасатели, и мне окажут квалифицированную помощь, надо только дождаться. Но я, от слабости еле шевелящий губами, послал его вместе с его умозаключениями к гребаной матери. Конечно, когда я попаду в руки профессиональных медиков, они и ногу вылечат в два счета, и кровь почистят, и нервную систему регенерируют, и голову подправят. Но почему-то мне в это верится все меньше и меньше…