Неожиданно нарисовался полузабытый человек Миха. Присел возле меня на корточки, шмыгнул, пошевелил своим чудным, резиновым лицом и сказал:
– По нашей тусе полоса прорубилась. Половина в добры уокернулась, половина автономкой лайфать решила. На, бонус тебе от Лускуса. Тока не свети…
И, сунув мне две трубочки комплекса номер три, Миха исчез, точно его и не было.
Без стимуляторов очень плохо. Очень. У меня кровоточат десны – наверное, я слишком сильно сжимаю зубы, терпя боль. Изольда Ивановна, на «Руси» входившая в карантинную службу в чине мичмана, а сейчас ставшая по сути главврачом нашего госпиталя, полчаса уговаривала меня принять стимулятор, пугая болевым шоком и необратимыми изменениями в организме. Посылать ее я, конечно же, не стал, но отказался наотрез.
А еще я отдал ей принесенные Михой шприц-ампулы с комплексом номер три. Рука не поднялась вколоть это себе, когда вокруг сотни тех, кому комплекс номер три не просто нужнее, а может реально спасти жизнь.
Кажется, у меня температура. Колено теперь болит по-другому. Его не рвет, не режет, а как будто давит, и временами мне кажется, что под повязкой упруго бьется второе сердце.
Снова приходила Изольда Ивановна, а с ней какая-то гражданская тетушка из колонистов, кажется, арабка. Они сняли повязку и осмотрели ногу. Странно – я думал, что от боли взвою, ан нет, практически ничего не почувствовал. Арабка, до глаз замотанная в хиджаб, сокрушенно покачала головой. Дела мои, как неожиданно выяснилось, совсем плохи – прозвучало страшное слово «сепсис».
Вечером, при свете заходящей Эос, мне сделали операцию – почистили колено. Ради такого дела пришлось разрешить вколоть обезболивающее. Правда, все равно было так больно, что меня держали трое санитаров.
Арабку в хиджабе зовут Фейрюза. Она когда-то в молодости закончила ветеринарные курсы и теперь помогает нашим самодеятельным врачам. Говорит, что еще немного – и мне пришлось бы отрезать ногу. Гноя, говорит, вышло пол-литра. Но прогноз, говорит, благоприятный. Что ж, спасибо тебе, Фейрюза-ханум. Без ноги мне было бы жить весьма затруднительно, нога – не палец, регенерации не подлежит.
Первая ночь на Медее, которую я проспал целиком, без бреда наяву, без пробуждений от боли, без жутких сновидений, всю, до самого утра. Нога заживает. Побаливает, конечно, но заживает. Правда, Изольда Ивановна говорит, что колено вряд ли будет нормально сгибаться, нужно потом, на Земле, пройти курс ортопедической терапии, ну да это уже мелочи.
Завалы вокруг модуля разобраны. Живых больше уже не ищут – бессмысленно. Погода по-прежнему стоит теплая и ясная, но на всякий случай Сокол отдал добровцам распоряжение строить хижины и навесы, в первую очередь для колонистов с детьми. С Земли новостей никаких. Забыла о нас Земля. Или, что гораздо вероятнее, ей не до нас. И это пугает еще больше. Что могло случиться такого, чтобы в двадцать третьем веке люди забыли о без малого миллионе попавших в беду сопланетников? Что?