Лускус, руководивший всеми добрами, мечется внутри и снаружи модуля, орет, то и дело сам хватается за особенно крепко приваренный лист обшивки или особенно прочно сидящую в зажимах стойку.
Если бы у нас были хотя бы примитивные плазменные резаки или лазерные отбойники, разборку модуля можно было бы закончить за неделю – народу хватало. Но технологии каменного века, наиболее точно охарактеризованные кем-то как: «Бей сильнее, мать твою!» – то и дело пасовали перед веком двадцать третьим.
В некоторые помещения внутри корпуса добровцы просто не смогли попасть – задраенные двери и стальные переборки наглухо отрезали эти отсеки от внешнего мира. Так, нам не удалось проникнуть в один из отделов гипносиума на третьей палубе. Кислицын предполагал, что внутри могут оказаться живые люди, которым удалось выбраться из индивидуальных ячеек. По заблокированной двери гипносиума даже били тараном, сработанным из древесного ствола, надеясь выгнуть ее внутрь, но тщетно.
– Это стандартный отсек, там спали полторы тысячи человек, – грустно сказала Акка, когда ей доложили, что дверь не поддается.
Наше счастье, что реактор находился в кормовой части и после крушения модуля остался за скалами. Если бы энергетический блок оказался здесь и был поврежден, даже страшно представить, сколько человек пострадали бы от радиации.
Разбирая модуль, мы помимо чисто технических проблем столкнулись и с психологическими. В гипносиумах осталось немало тех, кто не сумел выбраться из своих ячеек. Теперь их начавшие уже разлагаться тела плавали в зеленоватой реанимационной жидкости, и нужно было иметь немалое мужество, чтобы извлекать останки этих несчастных, по большей части пожилых людей и детей.
После обеда, оставив за себя смышленого монгола по имени Цендорж, назначенного мне в личные помощники, я отправился навестить «детский сектор» колонии. Порученная мне перепись колонистов потихоньку продвигается, листы бумаги с фамилиями я ежедневно складываю в штабной палатке и вечером пересчитываю. Труднее всего с детьми, потерявшими родителей, – оправившись от первого шока, они не сидят на месте, и воспитательницы-добровки не успевают уследить за всеми.
Кое-как переправившись через Безымянку, я доковылял до крайних хижин, сложенных из камней и закопченных листов обшивки, и без сил уселся на землю, отложив костыль.
– Здравствуй, начальник, – раздалось у меня за спиной. Обернувшись, я увидел скрюченного седого старика монгола с крохотным морщинистым личиком. Одетый в темно-зеленый стеганый халат и рыжую меховую шапку-разлетайку, он казался кукольным персонажем из восточной сказки.