В моем сердце клокочут ярость и гнев. Я указываю на Македонского.
– А я превзойду его!
– Не бывать этому!
– Почему?
– Женщина никогда не превзойдет мужчину. За власть над миром будут соперничать только мужчины!
Я пораженно смотрю на Осириса. Неужели он и правда верит в эти глупости?!
– Это не глупость, – устало отвечает бог, без труда догадавшись, о чем я думаю, – такова воля и мудрость природы. Ты встала на чужой путь. На путь мужчин и воинов.
– Чужой? Я Царица царей! В моих руках полмира!
Осирис горько усмехается, Александр опускает голову и отворачивается.
– Глупая женщина.
Снова мрак и холод окутывают меня. Над головой – бесконечность неба и звезды. Из черной мглы проступает белое тело Анубиса. Я чувствую страх. Зачем он здесь?
– Падай, – шепчут его влажные собачьи губы.
Я смотрю под ноги. Когда я успела оказаться на краю пропасти?
– Падай, – настойчиво шепчет Анубис.
– Не буду! – отчаянно кричу я.
– Подтолкни ее, – раздается за моей спиной насмешливый старческий голос.
Я в ужасе смотрю на безумного старика. Они что здесь, все сговорились против меня?
– Анубис, верно ли я понял, что самое главное в человеческой судьбе?
– Верно, Заратустра.
– Толкай ее, старик, чего же ты ждешь? – спрашивает Исида, появившись из тьмы.
– А если я буду на краю пропасти и какой-нибудь болван решит меня подтолкнуть? – бесстыдно торгуется старый проходимец.
– Мы сочтемся с тобой, старик. Толкай ее! – говорит Ра, выходя из тьмы следом за Исидой.
– Предатели! – кричу я изо всех сил, чтобы заглушить свой страх и отчаяние. – Предатели!
Я бросаюсь на безумного старика и коварных богов. Кто-то из них небрежно меня отталкивает, и, не удержавшись, я соскальзываю в пропасть. Стремительный полет. Ветер свистит в ушах. Чей это отчаянный, предсмертный вопль? Я слышу хруст костей. Кровь растекается по сухой бурой земле.
– Это все, что от меня осталось? – я удивленно спрашиваю отца.
– Да, дочка. От меня такое же непотребство осталось. Но я уже об этом не горюю.
– А где мы?
– Сам не знаю. Но здесь сносно.
Мы идем по заброшенному саду. Среди кустов мелькает лицо Цезариона.
– Я хочу домой, – говорю я, но вокруг лишь мгла и звезды. Странная тишина.
– Я хочу домой! – громче кричу я.
Но ответа нет.
5
«О Рим, о развратом упившийся город, подобный блуднице.
Станешь еще ты рабам угождать, позабыв о гордыне!
Будешь острижен ты в знак униженья хозяйкой суровой.
И сброшен на землю, ибо в ее руках – правосудие и милость».
Октавиан отложил в сторону книгу Сивиллы. Откинувшись на спинку кресла, он внимательно посмотрел на своих верных друзей – Агриппу и Мецената.