Над могилой девушки быстро вырос маленький курган из желтой глины, а над ним — белый, деревянный, без надписи крест.
Господин Ульянов пригласил попа к себе на чай:
— Издалека прибыли, святой отец, устали, наверное. Милости просим к нам!
Халин не удерживал священника; и даже был рад, что избавился от незнакомого попа из далекой приходской церкви. Чужой и «ученый» человек испортил бы, стесняя всех, поминальное пиршество.
Мария Александровна поддержала просьбу мужа.
Молодой поп, смущенно и по-доброму улыбнувшись, молча кивнул головой и снял траурную накидку, а крест, кропило и бутылку со святой водой завернул в красный платок. Затем, вытряхнув угли из кадила, взглянул на крестьян.
Они брали пальцами из маленькой миски щепотки пшенной каши и нетерпеливо смотрели на осиротевших родителей, которые лопатами ровняли могилу.
Господин Ульянов, пригласив попа к столу, покровительственным тоном расспрашивал его о доме, семье, церковных делах.
Поп, скромно опуская глаза, рассказывал осторожно, с недоверием.
— Какую вы, отец, семинарию закончили? — спросила госпожа Ульянова.
— Киевскую семинарию, а затем духовную академию в Петербурге, фамилия моя — Чернявин, Виссарион Чернявин… — ответил поп тихим голосом.
— Духовную академию! — воскликнул господин Ульянов. — Так ведь это же самое высокое научное заведение, а вы, отец Виссарион, зарылись в деревенскую глушь! Как такое возможно?
Поп поднял встревоженные глаза и прошептал:
— Я не знаю, могу ли говорить открыто… Опасаюсь, что кто-нибудь может подслушать…
— Нам можете говорить смело… — заявила Мария Александровна.
— Хорошо… — прошептал поп. — Я знаком с вашим сыном — Александром Ильичом…
— Да-а? — удивилась госпожа Ульянова. — И где же вы с ним встретились?
— В Казани… У нас есть общие знакомые… — прозвучал уклончивый ответ.
— Отец, расскажите же, наконец, как могло случиться, что ученого священника направили в такой глухой приход?
Отец Виссарион подозрительно оглянулся и, наклонившись над столом, прошептал:
— Я гоним епархиальным епископом и святейшим Синодом…
— За что?
— За то, что восстал против церковной политики и отказался быть церковным чиновником. Призвание мое — несение истинной веры во Христа и ее укрепление…
Внезапно оживившись, он стал говорить смелее, громче:
— Россия пока еще дикая, почти языческая страна, мои дорогие! Священники наши должны быть миссионерами! Ведь наш темный, необразованный народ ничего не перенял из христианства. Ничего! Раньше бил поклоны у ног деревянного идола Перуна, а теперь, спустя тысячу лет, бьет челом перед нарисованными на дереве иконами. Для него Бог — это икона, а о Духе он так ничего и не знает. Не знает, не думает и не может понять! Любви, света, надежды и веры нет у нашего народа, но, что ужаснее, народ наш способен отрекаться даже от самых мелких признаков веры — молитвы и впадать в угрюмое богохульство!