Володимиров молчал. Ленин вновь выглянул. Лицо рассматриваемого окаменело, и только в глазах метались отчаяние и сомнения.
Дрожащая женщина с бледным, болезненным лицом грустно смотрела в землю и сжимала ручку мальчика лет десяти с глубоко запавшими глазками и парализованным от страха лицом. Ребенок не плакал, а только громко клацал зубками, прижимаясь к матери.
Федоренко внезапно изменил тон. Его голос стал шипящим и срывающимся.
— Хватит этих игр… — сказал он. — Если не назовешь фамилий террористов и тех, кто их послал, мы на твоих глазах расстреляем эту суку и ее щенка… Н-ну!
Никто не отвечал. Федоренко хлопнул в ладони. Ворвались солдаты.
— Распять женщину и мальчика на стене! — крикнул судья. — И крепко держите этого верзилу, чтобы не вырвался!
Солдаты моментально окружили мать и ребенка, поднесли, придавили к стене и растянули им руки и ноги.
Володимирова молчала, по-прежнему глядя в землю. Мальчик царапался, извивался и кричал:
— Мама! Мамочка! Папа, спасай нас, не дай… Они хотят нас убить!
Федоренко спокойно заметил, глядя на арестованного:
— Нам уже известно, что ты муж этой женщины и отец — мальчика. Справились без ваших показаний! Теперь мы узнаем остальное… Власов, стреляйте!
Толстый, краснолицый охранник открыл огонь. Пуля ударила в стену прямо над головой женщины, засыпав ее осколками штукатурки; вторая застряла в стене возле уха, третья — возле самой шеи…
— Теперь займитесь мальчишкой, — прошипел Федоренко. — Две пули пробные, третья должна оказаться во лбу!
Пуля глухо ударила над головой мальчика. Его лицо исказилось, он весь сжался и потерял сознание.
Володимиров рванулся из рук державших его солдат и простонал:
— Пощадите их… Я все расскажу…
— Слушаем! — безразлично сказал Федоренко и, обращаясь к охраннику, добавил: — Зарядите револьвер новыми патронами!
Володимиров еще боролся с собой. Ужасные страдания отражались в его бессознательных, измученных глазах.
— Мы слушаем, черт тебя побери! — не выдержал Дзержинский, затопав ногами.
— Покушение было придумано правыми социалистами-революционерами и евреями… — прошептал Володимиров.
— Фамилии исполнителей? — спросил судья.
— Я не знаю все… их было десять… я случайно расслышал фамилии Леонтьева, Схура и Фрумкин… — говорил, ни на кого не глядя, арестованный.
— Фрумкин — женщина? Красивая, молодая еврейка? Ее имя Дора? — спросил, щуря глаза, Федоренко.
— Да… — шепнул Володимиров.
— Не понимаю, зачем нужна была такая длинная, героическая сцена отказа от дачи показаний? — поднимая плечи, с издевкой заметил Федоренко. — Но еще одна формальность! Я должен провести очную ставку между обвиняемым и очень интересной особой. Власов, распорядитесь, чтобы сюда доставили №15! Ну, бегом, бегом… товарищ!