Все, наклонившись, с улыбкой услужливого восхищения на лицах слушали.
Господин Ульянов сидел прямо, весь внимание, старался не пропустить ни единого слова. Он умел слушать — старая учительская привычка. От него этому искусству научился младший сын — обычно неразговорчивый, сосредоточенный, внимательно смотрящий и слушающий.
Доктор Титов, наклонив голову набок, тщетно пробовал повернуть свое тяжелое тело в сторону рассказчика.
Инспектор Шустов тихо вскрикивал и подпрыгивал на стуле.
Отец Макарий возносил глаза к небу, одной рукой — белой, пухлой — гладил длинную бороду, а другой — прижимал к груди висящий на золотой цепи тяжелый серебряный крест с голубой глазурью и светящимися камушками в венце над головой Христа.
— Господа, только посудите!.. — говорил солидным басом комиссар Богатов. — Крестьяне, которым уважаемый, ценимый во всей губернии господин Аксаков из старейшего дворянского рода не одолжил древесины на восстановление сгоревшей деревни, совершили нападение на усадьбу. Там их встретили огнем. Двое крестьян погибли, трое ранены, остальные разбежались, ничего не добившись. За мной послали конного гонца. Я прибыл немедленно. Разнюхал тут и там, в течение часа обнаружил раненых и приказал привести ко мне. Расспрашиваю участников нападения о подробностях. Молчат… Ах, значит вы так, братцы?! Как заехал одному, второму, третьему в ухо, по зубам, в нос; залились мужики кровью, ну и выложили всю правду! Наш губернатор не любит шума, беспокойных донесений в Петербург, ведь это сразу долгая переписка, расследование, скандал! Позвал он меня и говорит: «Семен Семенович, накажи бунтарей, чтобы раз и навсегда расхотелось им нападать на старое дворянство!» Тогда я взял нескольких полицейских и восстановил справедливость по совести. Те, что участвовали в нападении, получили по сто розог, а чтоб неповадно было — вся деревня, даже бабы, по двадцать пять. Теперь тишина и покой, будто маком засеял! Порка для нашего доброго мужичка — первая вещь и наилучшее лекарство. Ха-ха-ха!
— Очень правильно, очень правильно! — согласился доктор. — Средство типа банок. Оттягивает кровь от головы и сердца…
— Мягкое отеческое наказание! — певучим голосом вторил ему отец Макарий, обеими руками лаская крест. — Народ наш — это дети, потому как детей и следует наказывать…
— Гм… Это лучше, чем суд, тюрьма, Сибирь… — добавил инспектор, глядя на Ульянова.
Мария Александровна строго взглянула на мужа и сжала руки. Растерявшийся, он беспомощно оглянулся и, кашлянув, обратился к дочери.
— Маша, — сказал он. — Подгони-ка кухарку. Дорогие гости наверняка проголодались.