Еще удивительнее были социальные черты.
Детская смертность! Половина младенцев умирала, не успев научиться ни ходить, ни говорить. А голодовки! В неурожайные годы целые области вымирали, трупы валялись повсюду. А мимо трупов шествовали парадные процессии жрецов, ехали властители на колесницах. Равнодушие имущих, покорность умирающих. Почему терпят, для чего терпят?
"Вот где проблем непочатый край, - думал Лев. - Целую планету надо накормить, просветить, нормальную жизнь наладить. Хорошо бы попасть на работу в будущий Тойплан, которому поручат проектировать хозяйство планеты. Впрочем, вероятно, начинать надо бы с революции. А это уже внутреннее дело тоитов, тут вмешиваться не полагается. И вообще, рассуждать о хозяйстве рано пока. Сначала надо спасти Той, потом уже перестраивать, благоустраивать... Благо-устраивать, устраивать благо... бла-го..."
Мысли лениво ползли, буксовали в усталом мозгу. Потом он додумает. Сначала выбраться надо из этой душегубки.
- Долго еще? - ныл представитель неблагоустроенной планеты.
- Потерпи, друг, - хрипел Лев. И сам взывал в микрофон: - Долго еще?
Связь с внешним миром не прерывалась, можно было спрашивать что угодно, но ответы приходили не сразу, с увеличивающейся проволочкой. Так и в космосе, в удаляющейся ракете: на орбиту Марса ответ придет минут через десять, к Юпитеру - через час, на уровень Сатурна - через два часа с лишним. У Льва было такое ощущение, будто однопространственность удаляется в неведомые дали, падает, валится в бездонную дыру. На самом же деле кабина стояла на месте, все в той же стенке, перемещалась только поперек времени. И потому нельзя было ответить с определенностью на простейший вопрос: "Долго ли еще терпеть?" По какому времени "долго"? По московскому, по темпоградскому или по неравномерно изменяющемуся, от регулятора зависящему времени кабины?
В промежутках между вопросами и ответами из внешнего мира приходили инструкции, советы и настойчивые просьбы - держаться, не растрачивать часы на передышки (если тоит чувствует себя сносно).
- Не могу больше, - хрипел Клактл.
- Друг, потерпи. Очень нужно вытерпеть.
Раза три и Юстус включался в передачу, видимо, отошел. Слабым голосом он расспрашивал о самочувствии Клактла - не Льва, а Клактла. Юноша был немножко задет, что не о нем беспокоятся, отвечал с некоторым раздражением:
- Хнычет все. Противный такой, чешуя шелушится. Я бы не стал жизнь отдавать за таких. Нелюди вроде.
- А для меня они как дети, - ответил Юстус (через добрый час). - Да, детишки, неопрятные, невоспитанные, невежественные, драчливые. Вырастут, будут людьми. Для будущих людей стараемся.