– Хочешь? Обучу, и грамоте, и письму с арифметикой. Легко.
– Да ну… Поди, поздно мне уже науку вдалбливать будет, не мальчик уже.
– Наоборот, лучше. Не из-под палки наука вбиваться будет, а сознательно, значит, и обучишься быстрее.
Глядя на унтера, так и хотелось сказать "и хочется, и колется".
Вскоре последовала последняя попытка отговорить… самого себя:
– Дорого, поди?
– Наука за науку, Григорий. Я тебя – премудростям книжным, всяким разным, а ты меня ухваткам своим поучишь.
– Ну… это… согласный я, чего там. Только эта… мне говорили, что неспособен я до грамоты.
Удивлённо хмыкнув, Александр поинтересовался:
– И кто это тебе сказал?
– Да… так. Люди умные.
– Уж не знаю, Григорий, как ты!!! – меня в обучение возьмёшь, а я тебя читать да писать до первого снега научу. Раздобудь карандаш и бумаги побольше, заниматься с тобой буду по вечерам, в канцелярии. Что надо для твоей науки?
Почесав поочерёдно лоб, затылок и шрам на подбородке, унтер перечислил:
– Значиться, первым делом нужна одежонка попроще, какую и спортить не жалко… место тихое, и от отрядного фельдфебеля дозволение.
– На что дозволение, на тренировки?
– Так на службе же и отсутствовать иногда придётся?
– Ну да, я как-то не подумал… Хорошо, улажу. Когда начнём?
– А… с завтрева и начнём, чего тянуть-то. Немного с утра, немного к вечеру, как сподручней выйдет, так и приспособимся.
– Договорились. И ещё, Григорий. О моей учёбе – никому. Кому надо, знать будут, остальным без надобности.
– Да нешто мы без понятия…
На заставу князь вернулся довольный: столько хорошего да за один день, такое нечасто случается! Самое главное – боль. Вернее, её отсутствие. Ушла, как и не было её никогда, и если он всё правильно понял, этому помогла прогулка, то есть хорошая такая, длительная, физнагрузка. Вдобавок, он отыскал настоящий самородок по имени Григорий. Три в одном: настоящая справочная по всему, что-только есть в окрестностях заставы – это раз. Боец-универсал, это два. Почти стопроцентно три – первый ЕГО человек, помощник и… Там видно будет, в общем.
" Да! Не балуют офицеров в Российской Империи, не балуют. Годовое жалование – девятьсот тридцать рублей. А ведь умудряются как-то жить, да ещё и в картишки поигрывать, за дамами ухлёстывать…"
Получая своё месячное жалование – 78 рублей и ещё сколько-то медной мелочи, Александр каждый раз всё больше и больше огорчался. Все его попытки поднакопить деньжат, разбивались о суровую прозу жизни, в виде обязательных трат: взносы в кассу взаимопомощи и на офицерское собрание, плата домохозяйке за постой и очень вкусную кормёжку, а ещё нежданно-негаданно добавились расходы на переделку формы, к середине зимы ставшей вдруг неожиданно тесной (в первую очередь благодаря ежедневным тренировкам с унтером и без него). А так же регулярные покупки патронов к Смит-Вессону – на самодельном тире он сжигал их сотнями за раз. Так что… к очередной выплате у него частенько оставалось не больше пятидесяти копеек – этакий "неприкосновенный запас". Тягостные раздумья очень кстати прервал вестовой: