В преддверии бала проверив парадно-выходной мундир, князь решил – что проще будет съездить за новым в Ченстохов, чем позориться в старом: тот заметно поистрепался, да и немного жать стал, в плечах. Портной встретил его, как родного сына после долгой разлуки.
– Господин офицер! Очень рад вас видеть, очень, да-с! Вам, как и в прошлый раз? О!!! Эй, бездельники, ну-ка живо ко мне!
За ту цену, что заломил портной Стоцман, можно было пошить три обычных мундира – но этот таких трат стоил. Красивая и весьма дорогая ткань, идеальная подгонка по фигуре, соответствующие по виду и стоимости остальные мелочи… Переодеваясь, Александр держал в памяти то самое, первое впечатление, желая понять, как сильно он изменился за прошедшее время. Вид переодетого корнета, подействовал даже на привычного ко всему портного:
– Доволен ли ясновельможный пан? Э… я оговорился, прошу меня простить, Ваше Высокоблагородие! Может, прикажете чего ещё?
– Да. Неплохо бы поглядеть в большое зеркало.
– Это совсем легко устроить, прошу следовать за мной.
" Повыше стал. Поплотней и… на качка немного похож, что ли? Вон какие плечи. Уже не мальчик, но мужчина…"
Отражение показывало молодого и уверенного в себе офицера, в дорогом даже на беглый взгляд мундире, с бронзовым загаром на слегка скуластом и оттого хищном лице, и самое главное – глаза. Золотисто-жёлтая радужка сверкала живым янтарём, и являлась, вдобавок, настоящим индикатором душевного состояния князя: когда он был спокоен или веселился, то они принимали медовый оттенок, а когда был раздражён или сердит – на всех смотрели светло-желтые глаза лесной рыси…
" Здравствуй ещё раз, корнет-князь…"
Само награждение запомнилось Александру длинной, и необычайно скучной речью, которую добрых полчаса толкал (без бумажки и подсказок, между прочим) генерал-майор Франтц. Торжественность момента не ощущалась вообще, и приходилось постоянно следить за собой: зевать хотелось неимоверно! Вчера он полночи проворочался в постели, пытаясь составить жизнеспособный план. Кое-что уже, конечно, вырисовывалось, и достаточно важное: к примеру, он уже довольно точно оценил состояние семейства Ягоцких. Несмотря на то, что Кшиштофа по праву именовали купцом-миллионщиком, реальный максимум (то есть то, что он в состоянии быстро собрать) для него составлял пятьсот тысяч: вот в эту сумму и будет оценена живая и почти целая тушка его сынка… Сразу после вручения наград был заявлен бал, и явка на него для отличившихся была строго-обязательна: как не отнекивался корнет, подполковник и слушать его не стал, только пожурил снисходительно: