Показал пальцем наверх. Учёные задрали головы на козырек. Росту четыре-пять человеческого будет. Изрядно.
— Если через дверь с сигнализацией пробиваться не в жилу, то только снаружи. Ив, у вас там окна есть?
Есть, но они за стилажами с аппаратурой. А протискиваться и рассматривать, подозрительно.
Вернувшись в мастерскую, еще обсудили план действий. Лестницу взял на себя Степан. Фонари, верёвки принесет Лузин. И оба решительно отринули предложение профессора помочь. На его: «Я не особенно ловок, но в силу анатомической целостности моих нервно-мускульных аппаратов я бы…» Лузин сказал: «К лицу ли вам учиняться домушником? Нобелевка ведь почти в кармане».
Степан спросил не без тревоги, не собираются ли участники автопробега, сорульники и сопедальники, отныне каждую ночь забираться наверх по лестнице, в смысле: куда тогда её, такую дурищу девать днём? Лузин успокоил, что это нужно сделать только раз. Потом дело техники — перекинув провода в коробочке над дверью, закольцевать сигнал на саму диспетчерскую.
— Слушай, — без перерыва. — А что там за история? Я краем уха слышал. Кто-то цветами какие-то буквы выложил, вроде как «Стёпа». Я, правда, не видел, — посмотрел на художника внимательно. — Ты к этому какое-нибудь отношение имеешь, дорогуша?
Навалившись на стойку бара, Степан достреливал в висок шебутной день рюмочками ледяной водки.
Kогда уже бражное тошнит от художников — художник просыпается и начинает потихоньку втискиваться в жизнь, зажатую между небом и землёй.
Насколько дальше в эволюции продвинулось бы человечество, если бы в силу традиций, выматывающего быта и жажды наслаждений не выпивало океан вина. Посмотрите, какой гениально ненаписанный сюжет. Это — нерождённые поэмы гуляки и бабника Александра Сергеевича. А виновато оно — вино! Ещё не одну оперу сочинил бы композитор Мусоргский, если бы не его коралловый нос. Сколько стишков, щекочащих копчики пятнадцатилетних барышень, не соскочило с гусиного пера выпивохи Бернса с трусами, пришитыми к стогу сена. А дядя Хэм? «По ком звонят колокола». Известно, по ком они звонят. А Есенин, Вакха энтузиаст? А этот с щеками, похожими на свежевыплюнную жвачку? А тот?
Художники же, вообще, упущенье божье, грязь с мостовых, гнусненькие соседские детишки играющие молотком около вазы общественного мнения, системная ошибка с небритыми подмышками, запитые таланты свободных параметров, раскачивающие жирное сознание общества, думается, написали бы такое количество обнаженных мах, подсолнухов и черных квадратов на белых фонах, что искусствоведам стало бы тошно настолько, насколько с избытком обеспечили их шедеврами замученные алкоголем неформатные работодатели. Обыватель знает — пить вредно, но приятно. Не сами танцы важны — последующие телодвижения.