— Я думаю, он не обманул нас, — Анджело знаками дал понять, что согласен, и перевел взгляд на мертвого Фреди. Саше показалось, он жалеет, что убил этого молодого эсэсовца, и он поспешил сказать ему: — И Краус так же жалко выглядел бы, если бы нарвался на одного из нас… А этот, я бы сказал, умер скорее от страха, чем от пули… Я вот думаю об этом домике… Кто-то из наших рассказывал, что работал там, в том лесу у Перга. Корчевали лес… прокладывали дорогу… что-то вроде этого…
Сверху, от реки, до них долетело: «Саша! Анджело! Са-ша-а-а!» Крик повторило эхо, и раздался выстрел.
Оба посмотрели в ту сторону. Саша поднял автомат над головой и дал очередь.
— Пошли, Анджело, — сказал он, закуривая одновременно две сигареты. Одну он протянул Анджело и пошел, обходя труп Фреди. По дороге сказал: — Он на своей земле, кто-нибудь похоронит.
Анджело вытащил сигарету изо рта, дым от нее ел ему глаза, еще раз посмотрел на поникшую голову и побелевшее лицо Фреди и не спеша пошел за Сашей.
Железный Мюллер не выносил чрезмерных запахов ни мужской, ни женской косметики, а теперь, уставший и запыхавшийся, вынужден был полной грудью вдыхать два совсем различных сильных запаха: хвойного одеколона и пота, исходившие от собственного тела. Он стоял по стойке «смирно» и старался ничем не показать, что ему после обильного завтрака эти запахи неприятны. Он сдерживался, однако не был уверен, что эта парочка не заметит его состояния, если намеревается и дальше задерживать его. А они, похоже, не торопились. По выражению их лиц, раскрасневшихся после купания, было видно, что в своей праздности они совершенно не ожидали его появления. Он решил напомнить, что явился по долгу службы. Щелкнув каблуками, резко мотнул головой в сторону Шмидта и четко произнес:
— Герр гауптшарфюрер!
Шмидт выпрямился в кресле и посмотрел на него с таким выражением, что Мюллер тут же забыл о переживаниях, вызванных раздражавшими его запахами. Шмидт умел — а это был тот самый случай — из состояния романтической задумчивости в один миг перейти к холодному бешенству крутого эсэсовского начальника, один вид которого внушал страх даже такому, каким был он, Железный Мюллер. Когда это случалось, никто из его подчиненных, даже из подопечных, даже из тех, к кому он был благосклонен, не мог рассчитывать ни на какие поблажки. Зная, что Мюллеру хорошо известен его изменчивый нрав, Шмидт постарался высказать свое неудовольствие.
Мюллер незаметно перевел дыхание, сглотнул слюну, жалея, что вместе с ней не мог проглотить вырвавшиеся у него слова, и почувствовал, как вдруг весь похолодел.