А на какой глубине лежит вертолет? Это был вопрос жизни и смерти. По давлению в кабине казалось, что глубоко. Но насколько? Шестьдесят футов? Восемьдесят? Сто? Я попытался воскресить перед глазами карту Торбейского зунда. Канал в самом глубоком месте был глубиной четыреста пятьдесят футов. Это означало, что берега здесь довольно обрывистые. О Боже! Выходит, я мог находиться и на глубине ста двадцати футов? Если это действительно так, то тут ничем не поможешь. Что говорилось в предписаниях по снижению глубинного давления? Если человек подвергся давлению толщи воды в сто двадцать футов, то поднимать его на поверхность нужно медленно, около десяти минут. Если, находясь под давлением, человек вдыхает воздух, то в его тканях накапливается азот, а при подъеме он воспринимается кровью, поступает в легкие и постепенно выделяется вместе с дыханием. Если же человек будет подниматься на поверхность слишком быстро, то азот будет образовывать в крови пузырьки, что приведет к декомпрессии, и человек может стать инвалидом. Даже при глубине в сто футов мне необходимо подниматься шесть минут. С другой стороны, было совершенно ясно, что в моем положении вообще не следует беспокоиться о глубинном давлении. Значит, в лучшем случае я превращусь в инвалида. Я представил все эти прелести, и мне стало как-то безразлично, ждут меня люди с автоматами или нет. Сделав самый глубокий вдох, на какой только был способен, потом выдох и снова вдох, стараясь заполнить все клеточки легких кислородом, я нырнул под воду и выбрался из вертолета через бывшую дверь. Стараясь не слишком торопиться, я начал подъем.
Падая на морское дно, я потерял представление о времени. Теперь то же самое произошло при подъеме наверх. Я плыл спокойно, прикладывая столько сил, чтобы продвигаться не слишком быстро, но и не чересчур медленно. Каждые несколько секунд я выпускал изо рта немного воздуха, регулируя тем самым давление в легких и поглядывая наверх, но вода надо мной была черна как чернила. Должно быть, глубина была даже больше, чем я предполагал. Я не видел ни малейших признаков света. А потом, совершенно внезапно, за какое-то мгновение до того, как полностью вышел запас воздуха и я почувствовал боль в легких, моя голова наткнулась на что-то твердое. Я схватил это руками и вынырнул, глубоко вдохнув холодный, соленый и такой вкусный воздух. Правда, я со страхом ожидал начала страшных судорог, но они не появились. Значит, вертолет лежал на глубине меньшей, чем семьдесят футов.
За последние десять минут мой рассудок явно помутился, словно от ударов кованых сапог, и он пришел бы в совершенно плачевное состояние, если бы я вовремя не сообразил, за что держусь. Это оказался руль какого-то суденышка, и если бы мне требовались доказательства сего факта, то я бы получил их с помощью двух медленно вращающихся винтов, пенивших воду в двух футах от меня. Я вынырнул как раз под их судном. Мне действительно повезло. С таким же успехом я мог наткнуться на винты, и мне бы просто снесло голову. А если бы человеку, сидевшему за рулем, вздумалось дать задний ход, меня бы спокойно затянуло под лопасти, и после этого я бы стал выглядеть так, словно выскочил из бетономешалки. Но я и так слишком много пережил в последние минуты, чтобы бояться всего этого.