Памятуя, что в свое время старикан посетил больше миров, чем я прочел книг за свою жизнь, я не решился возражать.
— Вот то-то. — Меня непочтительно щелкнули по носу. — Ты что думал? Оставил старого человека одного, сам исчез! Заставляешь меня бросать все и кидаться на твои поиски! А мне, между прочим, вредно волноваться! У меня давление и печень пошаливает, не говоря уже о селезенке! Ну скажи ты милость, что такого случилось, из-за чего ты готов сунуть голову в петлю?
— Дедушка, ты ничего не понимаешь!
— Я не понимаю? — взвился пенсионер. — К твоему сведению, я прошел сорок семь войн, устроил четырнадцать покушений и тридцать два государственных переворота! На моем счету сто семьдесят девять военных стычек, я одиннадцать раз был влюблен и трижды женат — и это не считая всякой мелочи вроде стихийных бедствий, эпидемий и катастроф! Меня в двадцати двух мирах объявили вне закона и еще в тридцати считают национальным героем, а теперь приходит сопляк и заявляет — ты, мол, ничего не понимаешь в жизни! И молчи! — сорвался он на визг. — Я старше! Я умнее! Я знаю, что говорю, и у меня с памятью все в порядке!
Дедушка вопил еще минут сорок, стуча посохом об пол и перечисляя все, что он думал о современной молодежи вообще и об одном ее представителе в частности. А дабы я не увильнул от прослушивания лекции, меня цепко держали ногтями за ухо, поминутно встряхивая его в целях лучшего усвоения информации.
Наконец пенсионер выдохся, и я смог получить обратно изрядно потрепанную и наполовину утратившую свои функции часть тела.
— Я устал с тобой, — заявил этот садист, переводя дух. — И проголодался. Мне вредно такое волнение! Я надеялся провести несколько дней в покое, размышляя о вечном, а вместо этого лазаю по каким-то заплесневелым катакомбам в поисках рефлектирующих юнцов! Вместо того чтобы сидеть и распускать нюни, взял бы да и подмел там… Или лучше сбегай на кухню и принеси мне манной каши с клубникой и сливками!
Мне ужасно не хотелось никуда идти, но, когда вас деликатно направляют к цели посохом под зад, да еще и грозят наложить заклинание послушания, спорить неохота. Стиснув зубы, я сбегал за кашей — то есть невидимые слуги опять поспели первыми и «встретили» меня сразу за поворотом.
И тут я получил возможность отыграться. Дедушка начал было капризничать — мол, в каше комочки, а клубника мелкая и не того сорта, но я уперся. И, когда он послал меня менять четвертую подряд порцию, прихватил из зала скатерть.
Удобно устроившись в кресле, прадедушка насторожился, заметив ее:
— Что это, внучек?