Возмездие на пороге. Революция в России. Когда, как, зачем? (Делягин) - страница 111

Весьма негативную роль, насколько можно понять, в развитии этих процессов сыграло индивидуально справедливое убийство Масхадова, который, при всей своей мерзости, был глубоко светским деятелем и неявно рассматривал религиозных лидеров как своих конкурентов, пусть даже и потенциальных. Возмездие ему (лишившее к тому времени западную общественность объекта для симпатий среди чеченских боевиков) существенно усилило предпосылки для превращения национальной войны (само развязывание которой также было безусловным преступлением) в религиозную. А религиозная война легко может не только расшириться с собственно Чечни на часть Северного Кавказа (в первую очередь Дагестан), но и перекинуться затем на другие регионы России с существенной долей мусульманского населения.

Несмотря на то что значительная часть республик Северного Кавказа в настоящее время даже по устройству быта, по обычаям повседневной жизни не является частью России (свадьбы и похороны регистрируются не в ЗАГСе, а в мечети, продажа жилья осуществляется без справок и регистрации, а по изменению записи в домовой книге и так далее), несмотря на интенсивное формирование, обособление и качественное увеличение диаспор, несмотря на отторжение самого образа России как синонима коррупции, насилия, глупости и аморальности, – масштабы и особенно устойчивость этноконфессиональной напряженности не следует преувеличивать.

Любое монотонно нарастающее явление легко абсолютизировать.

Любую тенденцию легко счесть постоянной.

Любое длительное обострение серьезной проблемы – ведущим к гибели всего общества.

Этому способствует и романтизация «борцов за свободу своего народа», «за веру предков» и «исконный образ жизни», во многом вынужденная (действительно – не продажного же представителя «силовой олигархии» воздвигать на романтический пьедестал: для этого есть официальная пропаганда), а во многом порожденная неизбежным уважением и завистью к их пассионарности.

Этому способствует и исторический фатализм, в целом присущий современной российской интеллигенции.

Однако этим понятным и приятным чувствам поддаваться нельзя, как и любому соблазну простых решений. Если эти простые решения оставляют нам только две равно не просто неприятных, но и совершенно неприемлемых возможности. Первая – покончить жизнь коллективным самоубийством (пусть даже и растянутым во времени), уступив место более энергичным и сплоченным «дикарям».[24] Вторая – попытаться самим уничтожить их в прямом смысле, до последнего человека в силу мнимой полной, биологической несовместимости и невозможности совместной жизни.