Анализируя внешнеполитические действия российского руководства в первую «пятилетку Путина» (сменившейся в 2005 году политикой энергетической экспансии – «нефть в обмен на признание»), трудно избавиться от ощущения последовательной сдачи всех возможностей влияния в «дальнем зарубежье». Уход с принципиально значимых в стратегическом отношении военных баз в Лурдесе и Камрани (в первом случае – под аккомпанемент заведомо не соответствующих действительности обещаний развернуть мифическую группировку разведывательных спутников), крайне сдержанный подход к сотрудничеству со многими традиционными партнерами, несамостоятельная позиция в международных организациях, списание колоссальных долгов (которые, даже будучи безнадежными, являются значимыми инструментами влияния), превратившее бедствующую Россию в крупнейшего донора «третьего мира» (каким не был даже Советский Союз в лучшие свои годы!), не получающего за свою помощь ни малейших выгод, – этот перечень можно продолжать.
Однако продолжение политики Горбачева вряд ли было вызвано одним лишь желанием перещеголять его в масштабах уступок развитым странам и, соответственно, добиться от их населения большей любви, а от политических элит – большей признательности.
Горбачев, помимо личных мотивов, насколько можно понять, был движим идеей возвращения Советского Союза в «цивилизованный мир», в «мировое сообщество». Нынешнее руководство страны, более прагматичное, как представляется, преследовало более конкретную цель – «обменять» остатки влияния в «дальнем зарубежье», которое оно унаследовало от СССР и с которым, в общем, не знало, что делать, на признание развитыми странами его доминирующей роли в рамках СНГ – на постсоветском пространстве, за исключением «подобранной» Евросоюзом Прибалтики.
Этот принцип, насколько можно судить, не только не выдвигался официально и не рекламировался, но и вообще не озвучивался. Тем не менее никаких иных разумных и логичных объяснений внешней политики первой «пятилетки Путина» найти не удается.
Конечно, принципиальное отсутствие специализированных структур, занимающихся анализом, выработкой и согласованием (как с собственными «внутриполитическими» ведомствами, так и с иными государствами) внешней политики России, не может не накладывать определенный отпечаток на осмысленность и адекватность действий государства в этой сфере.
Однако даже знаменитое «ситуативное реагирование» все равно не может осуществляться вне некоей общей парадигмы – пусть не формализуемой и не осознаваемой, но подразумеваемой большинством участников внешнеполитического процесса.