— А что же дальше? — Шеппард задал вопрос тихо, словно боясь пригасить жар, которым был охвачен молодой детектив.
Грегори долго сидел, смотрел на бумаги, не видя их, и молчал.
— Дальше? Дальше плохо. Совсем дрянь. Серия действий без единой осечки — это ужасно, это… это меня просто пугает. Это бесчеловечно. Люди так не могут. Люди ошибаются, у них бывают просчёты, человек просто должен где-то споткнуться, оставить след, бросить начатое. Эти трупы в самом начале… ну, которые переворачивались… Я не верю, что преступник, как утверждает Фаркар, испугался и бежал. Ничего подобного. Он тогда хотел только пошевельнуть. Сперва чуть. Потом больше. Потом ещё больше — и вот исчезает первое тело. Так и должно было быть, так он задумал. Я всё думаю, всё пытаюсь понять — зачем? И не могу. Не знаю.
— Вы слышали про дело Лаперо? — спросил Шеппард. Он стоял в дальнем углу комнаты, почти невидимый в темноте.
— Лаперо? Это француз, который…
— Тысяча девятьсот девятый год. Припоминаете?
— Что-то вертится в голове, но… В чём там была загвоздка?
— Слишком много следов. Так это было определено, не совсем, правда, удачно. На берегу Сены стали находить геометрические узоры, выложенные из пуговиц. Пряжки от ремней, от подтяжек. Мелкие монеты. И из них были выложены многоугольники, окружности. Разнообразнейшие фигуры. Носовые платки, сплетённые косичкой.
— Погодите. Сейчас, сейчас. Я ведь об этом где-то читал. Двое стариков, которые на чердаке… да?
— Правильно.
— Они отыскивали молодых людей, решивших покончить самоубийством, отговаривали, утешали, приводили к себе и просили рассказать, что их толкнуло на такой шаг? Правильно? А потом… душили. Да?
— Более или менее. Один из них был химиком. Убитого они раздевали, тело растворяли в концентрированной кислоте, что оставалось — сжигали, а пуговицами, пряжками и прочими мелочами забавлялись, точнее задавали головоломки полиции.
— Простите, а почему вы вспомнили это дело? Один из них был сумасшедший, а второй — жертва так называемой folie en deux [2]. Безвольный, полностью подчинившийся сильной личности напарника. Головоломки из пуговиц были для них этаким возбуждающим средством. Дело это, конечно, было трудное для расследования, но, в сущности, тривиальное: были убийцы и убитые, были следы. И неважно, что оставленные намеренно…
Грегори прервал тираду и со странной улыбкой глянул на инспектора, пытаясь рассмотреть в темноте выражение его лица.
— А… — произнёс он таким тоном, словно сделал открытие. — Вот оно что…
— Именно, именно, — подтвердил Шеппард и снова принялся ходить по комнате.