Когда Люси Суэнн проснулась, стрелки на ее часах «Пульсар» приближались к полуночи. На западе, где были горы — «Скалистые горы», — поправила она себя с восторгом, разгоралась тихая зарница. До этого путешествия она никуда не выезжала западнее Филадельфии, где жил ее сводный брат. Жил — до этого.
Другая половина двойного спального мешка была пуста; именно это разбудило ее. Люси собралась было повернуться на другой бок и уснуть — он придет спать, когда будет готов, — но затем встала и бесшумно направилась туда, где, как она предполагала, находился он — в западную часть лагеря. Она передвигалась, как кошка, не потревожив ни души. За исключением, конечно же, Судьи; на его часах было без десяти двенадцать, и его невозможно было застать на посту врасплох. Судье было семьдесят, он присоединился к ним в Джолиете. Теперь их было девятнадцать человек — пятнадцать взрослых, трое детей и Джо.
— Люси? — тихо окликнул Судья.
— Да. Ты не видел…
Тихий смешок.
— Конечно, видел. Он там, на шоссе. Там же, где он был в прошлую и позапрошлую ночь.
Люси, приблизившись к Судье, увидела, что у того на коленях лежит раскрытая Библия.
— Судья Фаррис, ты испортишь себе зрение.
— Чепуха. Звездный свет — наилучшее освещение для этой книги. Может быть, единственно хорошее освещение. Как насчет этого? «Не определено ли человеку время на земле и дни его не то же ли, что дни наемника? Как раб жаждет тени и как наемник ждет окончания работы своей, так и я получил в удел месяцы суетные, и ночи горестные отчислены мне. Когда ложусь, то говорю: «Когда-то встану?», а вечер длится, и я полон беспокойных метаний до самого рассвета»[2].
— Глубоко, — сказала Люси без особенного энтузиазма. — Действительно хорошо, Судья.
— Это не хорошо, а это труд. Нет ничего очень хорошего в Книге Трудов, Люси. — Он закрыл Библию. — «И я полон беспокойных метаний до самого рассвета». Это твой мужчина, Люси: Ларри Андервуд — такой, какой есть.
— Я знаю, — сказала она, вздохнув. — Если бы я только знала, что с ним происходит.
Судья, у которого были на этот счет свои предположения, промолчал.
— Это не из-за снов, — сказала Люси. — Ни у кого их уже нет, разве только у Джо. Но Джо… совсем другой.
— Да. Другой. Бедный мальчик.
— И все здоровы. По крайней мере, с тех пор, как умерла миссис Воллмен.
Спустя два дня после того, как к ним присоединился Судья, с Ларри и его спутниками связала свою судьбу пара, которые представились как Дик и Салли Воллмен. Люси казалось абсолютно невероятным, что грипп пощадил мужа и жену, и она подозревала, что их брак был гражданским и совсем недолгим. Им было за сорок, было очевидно, что они очень любят друг друга. Потом, неделю назад, в доме той старой женщины в Хемингфорд Хоум, Салли Воллмен заболела. Все оставались там в течение двух дней, беспомощно ожидая ее выздоровления или смерти. Салли умерла. Дик Воллмен по-прежнему был с ними, но он стал совсем другим — молчаливым, задумчивым, бледным.