И он не поймал ее. Облако заволокло луну. Роса стала липкой и неприятной, пугающей. Вкус вина во рту каким-то образом стал металлическим, с кисловатым привкусом. Произошла какая-то метаморфоза, ощущение того, что ей предначертано, что она должна ждать.
И где же тогда был он, ее суженый, ее темный жених? На каких улицах, на каких темных дорогах, выжидая снаружи в придорожном мраке, в то время как внутри пустой звон коктейльной болтовни поделил мир на аккуратные и рациональные части? Какие холодные ветры исходили от него? Сколько упаковок динамита в его потертом рюкзаке? Кто знает, как его звали, когда ей было шестнадцать? Как давно появился он на свет? Где был его дом? Какая мать держала его у своей груди? Надин была уверена лишь в одном: он был сиротой, как и она, и его час еще пробьет. Он ходил в основном по еще не проторенным дорогам, в то время как она ступила на те же дороги лишь одной ногой. Точка пересечения, в которой они встретятся, далеко впереди. Он американец, она знала это, мужчина, который будет любить молоко и яблочный пирог, мужчина, которому будет нравиться льняная скатерть в красную клетку. Его дом — Америка, его пути — тайные, эти шоссе скрыты, это подземные дороги, где указатели написаны от руки. Он был другим человеком, другой особью, особым случаем, темным человеком, Странствующим Хлыщом, и его стоптанные каблуки мерно отстукивали по благоухающим свежестью путям летней ночи.
Кто ведает, когда придет ее суженый?
Она ждала его, нетронутый сосуд. В шестнадцать она чуть не пала, и снова в колледже. Оба они ушли, сердитые и смущенные, таким был и Ларри сейчас, ощущающий эту раздвоенность внутри нее, чувствующий, что впереди у нее некий предопределенный, мистический путь пересечения.
Боулдер — то место, где соединяются дороги.
Час близок. Он звал, велел ей прийти.
После окончания колледжа она похоронила себя в работе, снимала на паях дом с еще двумя девушками. Какими двумя девушками? Ну, они приходили и уходили. И только Надин оставалась, и она нравилась молодым мужчинам, которых приводили ее часто меняющиеся подруги по жилью, но у нее самой никогда не было молодого мужчины. Она предполагала, что они судачили о ней, называли ее девой в ожидании, возможно, даже подумывали, что она чрезвычайно осмотрительная лесбиянка. Но это было неправдой. Просто она была -
Нетронута.
Ждала.
Иногда ей казалось, что перемена уже наступает. И тогда в тихой классной комнате в конце дня она откладывала игрушки и внезапно замирала, со сверкающими бдительными глазами, держа в руке забытую игрушку. И думала: «