Малыш спал.
Что это? Ей показалось, что его дыхание слабеет. Побежала на кухню, налила в бутылочку теплой подслащенной водицы, насадила соску и, не ответив на Ядвигино «чего сегодня так рано?», вернулась в каморку, приложила бутылочку к его губкам, и он, не просыпаясь, засосал! Жадно, чуть не захлебываясь. Она смотрела на убывающую в бутылочке воду и не услышала, как вошла Марите.
— Опять приплод?
— На крыльце лежал. Мальчик.
— И мамочка, конечно, не потрудилась даже записку с именем оставить.
Не могла Ципора оставить записку. Назвать имя сына тоже не могла. Не могла!
Вошла Текле. Увидев новенького, привычно вздохнула:
— И о чем только эти глупые девчонки думают? Наговорит им парень красивых слов о любви, пообещает жениться, они и таят. А потом и ребенок несчастный, и сами… Кто с таким приданым возьмет? Бедняга, видно, очень пить хотел, всю бутылочку высосал.
И верно, бутылочка пуста, а малыш лежит с открытыми глазками. Еще сонными, они норовят снова закрыться. Но он их открыл! И Гражина не удержалась:
— Проснулся! Слава богу!
— Экая невидаль, — хмыкнула Марите. — Ребенок, выспавшись, проснулся.
— А какой хорошенький! — Текле погладила его по головке. Глазки будто вишенки и волосики под цвет, темные. Может, цыганенок?
— Не только цыганята бывают чернявыми, — глянув на него, бросила Марите. — Как бы эти вишенки и волосики не навлекли на нас несчастье.
— Не может такая кроха навлечь несчастье, — заступилась Текле.
— Придет какая-нибудь комиссия, увидит такого черноволосого…
Гражина от этого «черноволосого» вздрогнула. Неужели Марите догадывается, и малыша на самом деле опасно тут держать?
— …не любят немцы таких.
— А кого они любят, — заворчала Текле, — кроме своего горластого крикуна с косой челкой. — Но все-таки забеспокоилась: — А крестик на шейке висит?
— Н… н… нет.
Марите опять хмыкнула.
— Наша Гражина всех любит — и тех, кто с крестиком, и тех, кто без.
— И хорошо, что любит. Значит, сердце у нее доброе. — Они говорят о ней, будто ее тут нет. — А окрестим его сами. В воскресенье понесем в костел и окрестим. Крестной будет Гражина, раз Бог ей послал его. Мой Степонас будет крестным отцом… Заболтались мы, а дети-то голодные.
— Скажите Ядвиге, чтобы не ругалась, я тоже иду, — крикнула Марите ей вдогонку.
— Ругайся не ругайся, — заворчала, войдя, Ядвига, — никогда вы меня вовремя не меняете. Опять подкинули? — кивнула она в сторону малыша. —
А деть его куда? Кроваток-то нет.
Малыш, будто почувствовав недовольство Ядвиги, сморщил личико, готовый заплакать.
— Небось и некормленый.
— Пока только водички дала. Сейчас накормлю.