Решетчатое окно мансарды, занавешенное плотными темно красными шторами, тоже выглядело явно не жилым. Не дымилась труба, на подернутой инеем дорожки, огибающей дом и ведущей на задний двор – ни одного свежего следа. Пусто. Дом необитаем.
Я сказал об этом Борису, он сердито засопел, но промолчал, очевидно, понимая, что я прав – если Судаков и был здесь после убийства Леднева, то недолго, либо…
Либо он затаился внутри!
* * *
Мы провели на чердаке весь день. Корьёво, просматриваемое сверху, жило своей обычной жизнью. Утром потянулись к колонке бабки с флягами на каталках. Было их немного – три или четыре, они о чем-то неспешно посудачили, стоя в очереди, и разошлись по одной к своим покосившимся домам. Мужик, встретивший нас ночью с собакой и ружьем, выехал из своего двора на круто тюнингованном «Уазике», и укатил куда-то по грязному, раскисшему проселку. День тянулся и тянулся, а дом Профессора стоял, по-прежнему безмолвный…
Борис, чья кипучая натура не выносила безделья, где-то к обеду предложил дежурить на чердаке по очереди – два часа один, два часа другой. Я согласился, мы потянули спички, кому первому вести наблюдение, выпало, что мне, и довольный искатель отправился вниз, развлекать хозяйку.
Оставшись в одиночестве, я уселся поудобнее на каком-то ящике, и устремил свой взгляд в даль, на подернутые сизой дымкой леса, на уходящую к ним глинистую дорогу, на облетевшие перелески – дом Профессора никуда не денется, а когда я еще увижу такую красоту?
Время шло. Шуршали в опилках мыши, под самым коньком, там, где сходятся стрехи, я заметил несколько черных, кожистых фунтиков – завернувшись в крылья, висели кверху ногами впавшие в зимнюю спячку летучие мыши…
Борис сменил меня, сытый и довольный – Лена сварила отменный борщ, и искатель уже снял пробу.
– Иди, обедай! – подмигнул мне Борис.
– Борь, яснее ясного, что Судакова тут нет! – сказал я, вставая.
– Да я понимаю… Но должны же были мы попробовать? Давай так – сегодня донаблюдаем, переночуем, а завтра утречком двинем домой. Идет?
Я кивнул:
– Договорились!
Борщ в самом деле удался. Я съел две полные миски, Лена за компанию посидела со мной, мы поговорили о том, о сем, а за едой и разговорами я украдкой рассматривал картины, висевшие на стенах.
Простые, мастерски выполненные пейзажи, портреты каких-то старушек в цветастых платках, натюрморты – Лена, несомненно, была талантливым художником, ее картины дышали, создавали настроение, заставляли думать, в отличии от дорогой арбатской мазни…
В положенный срок я сменил Бориса. Все было тихо, никто не появлялся у запертого дома. Вечерело. В дома корьёвцев зажигались первые огоньки. Около шести стало совсем темно, и все вокруг утонуло в непроницаемом мраке.