— Мне нравится быть толстой! — крикнула Лиза Мари, упрямо запихивая в рот одно печенье за другим.
— Не делай этого! — рявкнула Берилл. — Немного щенячьего жирка — это хорошо, но…
— Щенячьего жирка! — взорвалась Присцилла. — Да она размером с кита! С поганого лося!
Берилл критически оглядела свою вторую падчерицу.
— Знаешь, дорогая, вообще-то живот у тебя и правда толстоват. Тебе не нужно бросать есть, просто сделай операцию.
— Мама! Мне семнадцать лет.
— Ну и не затягивай, как я в свое время. Нужно уже сейчас вырезать аппендикс.
— Мама, мне нравится быть жирной.
— Ты знаменитость. Твоя обязанность — быть худой. Ты не всегда будешь подростком.
— Мама, она всегда будет подростком, — сказала Присцилла. — Точнее, мы обе всегда ими будем, и ты об этом позаботилась. Мы застряли во времени «Бленхеймов». Мне будет восемьдесят, а люди по-прежнему будут помнить, какой я была в четырнадцать лет.
Эмма наконец согласилась встретиться с Кельвином.
Она сказала друзьям, что или она с ним встретится, или ей придется менять номер сотового телефона, а она скорее умрет, чем сделает это, потому что терпеть не может, когда так поступают другие. Все ее друзья решили, что она просто сошла с ума, отказываясь с ним встретиться, в конце концов, он ведь сказочно богатый мужчина, о котором она и сама мечтала, и он фактически преследует ее, а она его избегает.
— Да, он тебя уволил. Ну и что? Теперь он хочет, чтобы ты вернулась, и ты будешь у руля, — убеждали ее Мэл и Том.
— Вы не понимаете, — отвечала Эмма.
Она знала, что именно потому, что она мечтала о нем, ей следует раз и навсегда выкинуть его из головы. Кельвин очень доходчиво продемонстрировал ей, насколько опасно испытывать к нему чувства, и каждая ее клеточка настаивала на том, чтобы она избегала его любой ценой.
— Он мерзавец, — напоминала она себе и своим друзьям снова и снова. — Мне не нужно приглашать мерзавца в свою жизнь. Он ведь признался, что хочет переспать со мной только ради того, чтобы забыть меня. Словно поставить зарубку на столбике кровати! Мне не нравятся мужчины, которые разменивают свои чувства ради выгоды.
— А, ну да, — говорили ее друзья, кивая с видом знатоков. — Конечно.
И Эмма знала, что они вспоминали ее отца, и была, разумеется, права. Просто ужасно иметь отца, которого ты любишь и ненавидишь одновременно и который ушел от вас с матерью, ведь после этого постоянно думаешь, что с того момента все в твоей жизни, что хоть как-то связано с мужчинами, напоминает поведение отца. Хотя, разумеется, отчасти так оно и есть.