— Ну, конечно, ее ведь столько раз сдавали в аренду и обкатывали, — бормотали сотрудники разных отделов, тщательно уничтожая следы собственных длительных трудов.
Им не нравилась такая работа, она противоречила всем их инстинктам, но, когда на пятой неделе Сьюки появилась на сцене без прикрас и одетая в платье, которое в достаточной мере обнажило трагические последствия дешевой косметической хирургии, желание Кельвина исполнилось.
Ей дали песню «Je ne regrette rien», которая не только находилась далеко за пределами ее музыкальных возможностей, но и звучала в ее устах как ложь или заблуждение на собственный счет, перешедшее в умственную нестабильность. Ее бугристые ботоксные губы и обвисшие, асимметричные силиконовые груди; шишковатые, костлявые ноги, которые выставила напоказ мини-юбка; ее искусственный загар, броские румяна на скулах и вытравленные перекисью волосы, а также караван уличных сутенеров, которые зарабатывали себе на пару доз, обсуждая ее работу («Автобусная остановка была ее борделем»), гарантировали, что Сьюки, в отличие от Эдит Пиаф, как раз предстоит о многом пожалеть.
Конечно, Кельвин мог бы обернуть все это в пользу Сьюки.
— Телевизионная правда — это картинка и монтаж, — говорил он в комнате для гостей после того, как по итогам голосования Сьюки покинула программу. — Я серьезно думал сделать из нее сильную, умную леди, которая использовала свое тело и мужскую сексуальность для усиления собственной позиции.
Однако, в конце концов, у Кельвина были дела поважнее.
Эмма больше не могла сидеть на месте. Она решила, что обязана найти Шайану. Ее друзья Том и Мэл уверяли ее, что она напрасно сходит с ума, а Кельвина, во время их редких встреч, совершенно не трогали ее страхи.
— Дорогая, я же говорил тебе, — сказал он, — придурки — это наш бизнес, ты ни в коем случае не должна позволять им нервировать тебя.
Эмма и сама понимала, что ее навязчивый страх ни на чем не основан, что ее состояние напоминает паранойю, потому что чем больше она думала об этом, тем большую тревогу испытывала, но страхи не исчезали. Она боялась Шайаны и просто ничего не могла с этим поделать.
— Я думала, что это она жертва, — говорила Эмма Кельвину, — но оказывается, что жертва — я. Я не могу выкинуть ее из головы. Я должна прекратить это.
— Ну, хорошо, — сказал Кельвин. — Иди и шпионь за ней, если нужно. Она работает где-нибудь в магазине. Они все оттуда.
Шайана утверждала, что ей некуда идти. Эмма решила выяснить, что именно девушка хотела этим сказать, и встревожилась, обнаружив, что Шайана на самом деле ушла в никуда. Выбежав из «поп-школы» в слезах, она просто исчезла.