Проводили мы и нашего механика-водителя Шарафутдинова. Единственное, что смогли для него сделать, — укрыть потеплее. Нашли две шинели и накрыли его. Сержант пришел в себя и попросил:
— Ивану Лукьяновичу хорошего водителя подберите… он лихой. Ему мастер нужен.
— Подберем, — ничему не удивляясь, заверили мы.
Иван Лукьянович Тихомиров, наш ротный, на глазах у Шарафа погиб. Видно, тяжелая у сержанта контузия была. Ничего не помнил. Дальнейшая судьба Шарафутдинова мне неизвестна. В хорошее мало верится. Сколько нас уцелело, кто осенью сорок первого воевал? Единицы.
Мы заняли новые позиции, а связной, примчавшийся из штаба дивизии или корпуса, привез приказ: «Держаться. Без команды не отступать». Такие приказы наши части получали каждый день, а то и по два-три раза. Выполняли или по крайней мере старались выполнять. К сожалению, вместе с приказом не прислали ни боеприпасов, ни еды.
Думаю, что к тому времени в полку, которым спокойно и разумно командовал похожий на Дзержинского полковник Урусов, осталось вместе с тыловиками не более пятисот-шестисот человек. Почти все интенданты, писари пополнили состав понесших огромные потери рот и взводов.
Азарт боя, оживленные рассказы о том, как мы врезали гадам, уступили место усталости, голоду и желанию спать. Мы вслушивались в гул артиллерии, доносящийся то слева, то справа, а часто за спиной, в тылу. Сразу в несколько сторон была выслана разведка: грузовик, несколько конных и два мотоцикла. Им также дали задание привезти из ближайших сел продовольствие.
Наши два уцелевших БТ стояли в неглубоких окопах, поближе к редким деревьям. Вокруг них сбились и безлошадные танкисты. Иван Войтик переквалифицировался в пулеметчика, сняв со своего разбитого, а потом сожженного танка пулемет «Дегтярева». Теперь мы уже были не засада или резерв, а боевая единица полка: два танка и десяток пеших танкистов, которым предстояло оборонять участок с полкилометра шириной.
Понемногу, один за другим, мы заснули. Сон был недолгий. Опять налетели «Юнкерсы-87» в сопровождении истребителей. Позиции на новом месте толком не оборудовали, да и место, не считая редкого березняка и кустарника, было открытое. Снова посыпались бомбы, в том числе огромные пятисоткилограммовые. Сбросили несколько контейнеров с мелкими осколочными бомбами. Они рвались десятками, а вспышки и треск напоминали фейерверк. Только довольно жуткий. Осколки летели вниз дождем. Накрыло целый взвод. Я видел «максим» с расчетом, попавший под взрыв такой бомбы. Кожух пулемета был изорван в клочья, казенник разбит. Расчет, пытавшийся укрыться на дне окопа, так и остался лежать. Им досталось осколков не меньше, чем пулемету. Даже винтовки были сплошь во вмятинах, с расщепленными прикладами.