13
Капучино и пирог с яблоками
В воскресенье ближе к вечеру пришел Ульбрих. Он перестал обижаться на то, что я отказываюсь от своего отцовства. Где-то я читал, что восточные немцы ценят простые домашние радости, поэтому в субботу испек пирог с яблоками. Он ел с большим аппетитом, попросил шоколадной крошки, чтобы посыпать капучино со взбитыми мною сливками, который он приготовил в своей чашке. Турбо позволил ему почесать себя за ухом, так что домашних радостей он, по-моему, вкусил не меньше, чем при социализме.
Я отобрал для него несколько Клариных фотографий. На полке у меня хранятся пять альбомов: в одном Клара-девочка с родителями и братом, в другом Клара, уже красавица, во время занятий теннисом, лыжами и танцами, в третьем наши помолвка, свадьба и свадебное путешествие, четвертый посвящен последним месяцам в Берлине и первым годам в Гейдельберге. От всех этих альбомов мне становится грустно. Но самый грустный альбом — последний, послевоенный: пятидесятые и шестидесятые годы. Яркая, блестящая Клара, мечтавшая о шикарной жизни с мужем-прокурором, сделавшим прекрасную карьеру, и вместо этого вынужденная влачить жалкое существование, становилась все мрачнее и мрачнее. Тогда я сердился на нее и за эту мрачность, и за ее упреки. Ну не смог я больше быть прокурором — сначала потому, что меня никуда не брали из-за моего прошлого, а потом потому, что все во мне восставало против необходимости, пусть и вынужденной, всем вместе делать вид, будто никакого прошлого у нас вообще не было. Я стал частным детективом, неужели нельзя было с этим примириться? Почему же она не могла любить меня таким, какой я есть? Теперь я знаю, что любить человека можно не только за то, какие у него лицо, смех, шутки, ум или заботливое отношение, но также за положение в обществе и финансовое благополучие. Смогла бы она обрести счастье в материнстве? После Карла-Хайнца Ульбриха она уже не могла иметь детей, — видимо, во время родов что-то пошло не так.
Внешне это на ней никак не отразилось. На фотографии, датированной апрелем сорок второго года, которую я сделал перед домом на Банхофштрассе после ее возвращения из якобы итальянского путешествия с Гиги, она смеялась. А в июне сорок первого она, очень веселая, шла по Унтер-ден-Линден. Может быть, ее фотографировал тот, другой? К этим снимкам я приложил одну школьную фотографию, одну пятидесятых годов, на которой она наконец снова играет в теннис, потому что я снова зарабатываю достаточно денег, и еще одну, сделанную незадолго до смерти.