Мы, научные сотрудники океанографического института, — Кеша Лысов и я — в первый же день плавания на подводном атомоходе “Пионер” увидали свои фамилии на доске корабельных приказов. Не без удивления читаю:
— “Приказ… Расписание по тревогам… Океанолог Лысов — кают-компания…”
— “Биолог Ведерников — центральный пост…” — продолжает Иннокентий и хмыкает: — Это уж явно по блату.
— Чего-то непонятно. Люди мы штатские, и на тебе — приказы, расписания, — говорю я.
— Все правильно, старик, — смеется Иннокентий. — На боевом корабле ни один индивидуум не должен болтаться без дела. Уж я — то знаю…
И я умолкаю. Иннокентий для меня авторитет во всем, что касается моря вообще и подводных лодок в частности. Во-первых, он океанолог, а во-вторых, дважды плавал (он, конечно, говорит “ходил”) в Атлантику на знаменитой “Северянке”. Ну и еще есть у него эдакое сибиряцкое: отрубит — и баста. И не веришь — поверишь.
Определенных мест и обязанностей в приказе нам не определено, сказано только: “По назначению командира отсека”. Меня мой командир отсека привел в закуток между штурманским столом и пультом, очень серьезно объявил: “Будете находиться тут. Кстати, самое лучшее место в отсеке”, — и ушел. Даже не улыбнулся. Я, конечно, понимаю: место как место, лишь бы никому не мешал. Но обиды нет — из моего закутка весь центральный пост как на ладони.
Сейчас он гудит потревоженным ульем. Из отсеков поступают доклады о готовности боевых постов, ровно стрекочут приборы, мерцают зеленым неземным светом экраны, перемигиваются красные, жёлтые, синие лампочки на пультах.
Это не первая моя тревога за полтора месяца плавания в океане, но я слежу за всем с не меньшим интересом, чем в первый раз. В армии я не служил, на боевых кораблях до этого не бывал, и потому многое здесь вначале мне казалось необычным. Ночь-заполночь, боевая тревога — все несутся стремглав на свои посты. Командир приказывает: “Противник справа тридцать! Это крейсера и авианосец. Изготовиться к ракетному залпу!…”, и так далее. Всем известно: океан гол, как коленка, какие уж там крейсера… Но действуют моряки на полном серьезе, и глаза у них такие, будто крейсера эти и впрямь под боком.
Однажды в носовом отсеке вижу за пультом центрального автомата торпедной стрельбы Володю Острецова, старшину, очень симпатичного мне паренька. Меня он не замечает. Сам себе команды подает, сам на них отвечает, крутит ручки, включает тумблеры. Физиономия у него сосредоточенная, губы сжаты, будто в атаку идет. Подхожу, спрашиваю: “Все тренируешься?” Отвечает: “Операция одна никак быстро не получается, кот ее задери!” — “И не надоело?” — интересуюсь. В Володиных глазах дикое изумление, потом — насмешка, а у меня сразу пропадает охота задавать дурацкие вопросы…