— Тогда как же, не сдаваться все-таки советуешь? — серьезно спросил Золин.
— Как придется.
— Тоже верно.
С минуту оба молчали. Потом Золин спросил:
— Слушай, а ты чего такой… такой уж вялый больно?
— Шандарахнуло меня здесь здорово, — признался Лучинков. — Такой гул стоял — думал, уши опухнут. В общем, я что-то вроде контуженого. И не хочется ничего, все как-то побоку. Сам не знаю, чего мне надо. Прямо будто…
— Не в своей тарелке, — подсказал Золин.
— Во-во, прямо как в тарелке.
— То-то я и думаю, что ты так неудачно шутишь насчет удобрения в немецком хозяйстве… Ну, это бывает, — успокоил Золин. — Это пройдет.
— Какие там шутки, — скривился Лучинков.
Снова воцарилось молчание. Затем Золин заговорил опять.
— В общем, так, Александр. Раз уж мы с тобой остались без командования, давай выработаем, так сказать, линию поведения на случай встречи с противником.
— Это как же?
— А так же. Коли повстречаемся — так и заявим: мы, значит, господа, сдаемся. Мы солдаты простые, нам без руководства никак нельзя — без руководства воевать не могём. А потому извольте нас в плен принять, и вот вам наше оружие.
— А может, не будем сдаваться?
— Ну посуди сам, как так не будем: куда идти, мы знаем? Нет. Харчи у нас есть? Нет. Я уже не говорю, сколько нам опасностей по дороге повстречать возможно. На каждом шагу, понимаешь, убить могут.
— Плен все-таки… — сомнительно покачал головой Лучинков.
— Ну а что плен? В плену ничего зазорного нет, надо уметь проигрывать. Опять-таки, можно сказать, с достоинством проигрывать. Мы ведь в плен сдаемся не оттого, что Родину разлюбили, а по безвыходности положения.
— Значит, и пытаться нечего?
— А что пытаться, милый друг? Был бы кто с нами из товарищей офицеров, я бы первый сказал: ведите нас, распоряжайтесь. А так — куда ж нам деться? Мы люди маленькие, своим умом далеко не уйдем, только жизнь потеряем почем зря.
— А в плену, значит, не потеряем?
— Ну глянь на меня, мил человек. Вот он я — два года в Германии пробыл, однако живой.
Лучинков был явно в замешательстве.
— Соглашайсь, — настаивал Золин.
— Надо подумать.
— А чего тут дальше думать. Вон немец идет, ему сейчас и сдадимся, — совершенно спокойно произнес Золин.
От такого заявления Лучинков аж подскочил на месте. Золин тем временем преспокойно поднялся во весь рост и закричал:
— Эй! — Не придумав лучшего обращения, Золин продолжал: — Эй, немец, подь сюды! Мы сдаваться надумали!
В ту же секунду по брустверу окопа полоснула автоматная очередь. Золин мгновенно убрался внутрь.
— Он там один? — осведомился Лучинков о немце, щелкая затвором винтовки.