— Верно, а сё, — экзаменатор ткнул в телегу.
— Арба.
— Тож правда. А от он? — рязанский страж рубежа кивнул на задремавшего сторожа-литвина.
— Каравул, — вздохнул паренек, подумал и добавил. — Акылсыз-
— Истинно, глупец, в стороже-то дремать, — самоназначенный воевода продолжил. — А ещё подрыхнет и станет башксыз — безголовым —
И мне уже заявил:
— Давай ты, княже, поспрашай-
В голову ничего не лезло, и я ткнул пальцем в почву.
— Балчук, грязь по-русски, — прокомментировал мой жест малолетний учитель иностранных языков.
В задумчивости я показал ему кусок сушеного снетка, что продолжал удерживать в руке.
— Балык, рыбица по-вашему будет, — продолжал перевод Габсамит.
Тут я, наконец, вспомнил интересовавшие меня слова:
— Что значит шура?-
— Раб, — ответил татарчонок.
— А как понять — азюны сакарым?
— Я убью тебя, — засмущавшись, продолжал отвечать на вопросы отрок.
— А вот это что — кюдлюк?-
— Не ведаю, — прошептал паренёк и опустил голову.
— Кто ж эдакое князю в очи-то скажет, — вмешался в наше погружение в лингвистику татарского языка Афанасий сын Петров.
После постного ужина наступил отбой, однако спали все в полглаза, вслушиваясь в перекличку сменявшихся часовых.
Весь следующий день поход по непролазной грязи продолжался, так что, добравшись до темноты к Троице, мы были совершенно измотаны. Афанасий остался с обозом на окраине села Климентьевского, а мы с Жданом отправились на ночлег в обитель. Встречал нас сам архимандрит Киприан с чинной братией: келарем, казначеем, ризничим и книгохранителем, да почтенными старцами. Уже наученный местному церемониалу, я поцеловал руку настоятелю и в свою очередь получил от него благословление.
Киприан Балахонец поприветствовал нас:
— Рады мы о приезде князя Угличского, Димитрия, к дому Живоначальной Троицы и Пречистой Богородицы и великим чудотворцом Сергию и Никону. Прошу тебя отвечерять с нами в гостинных палатах.
Предложение было принято, и мы двинули к каменному двухэтажному зданию вдоль многочисленного почётного караула.
— А зачем вам так много воинов? — выразил удивление малолетний высокородный паломник.
— Воев? — изобразил недоумение келарь Евстафий — то сирые слуги монастырские, Троицей опекаемые, стрельцы да конные служки-
Скромные прислужники обители были как на подбор крепкие парни, одетые в брони и разнообразно вооружённые.
— А пушек вы на монастырский обиход не припасли? — попробовал я пошутить
— Векую же оне нам? Ести токмо пищалей крепостных да затинных с полсотни, да наряд к ним для опаски от всякого лихого дела-
Да уж, похоже, здесь русская церковь вполне исповедовала принцип 'Добро должно быть с кулаками'.