На второй день после прибытия, в субботу, присланный учитель попытался провести со мной свой первый урок. Этот русоволосый, курносый парень лет двадцати семи пытался подойти к делу со всей ответственностью, он внёс в светлицу, где должны были проходить занятия, дощечку с влажным песком, пару толстых фолиантов и пучок свежих розог.
Такой набор школьного оборудования меня озадачил, поротым я стать не собирался, да и смотреть на то, как секут присутствующих со мной Баженки и Габсамита совершенно не хотелось.
— Зачем сие? — я указал на свежие ивовые прутья.
— Для вразумления отеческого ленивых и нерадивых, — степенно ответил Семён сын Владимиров.
— Что ж это за проступки такие? — вопрос был риторическим, но уточнить детали стоило.
— Ленность сиречь неисполнение уроков учительских, а небрежение- то непослушание казателю свому, да шалости разные, — поучал подьячий.
— Значит, если задание не выполнить то накажут? А как же моё звание княжеское рода Рюрика? — в возможность ежедневной порки верить не хотелось.
— Писаны слова святого Иоанна Златоуста в Измарагде: ' И не жалей, младенца бия: если жезлом накажешь его, не умрет, но здоровее будет, ибо ты, казня его тело, душу его избавляешь от смерти' — Семейка прямо наслаждался своим положением — И в том будет мне одобрение и от опекуна твово оружничего Богдана Яковлевича и от царя всея Руси Фёдора Иоановича и от всех отцов нашей святой церкви —
— А какие науки изучать будем? — расписание предметов стоило знать.
— Письменность, счёт, читать будем святые книги на словенорусском, да латынь изучим. Ежели прилежными и понятливыми отроками будете, то и скорописью овладеете- перечислил всю программу на ближайшие годы придворный учитель.
— Что ж делать нечего, розги, так розги — притворно согласился я — но токмо и наставнику ежели он хуже воспитанника науку знает, положено наказание за такову оплошность. Да не как юнцам — прутками, а как мужу взрослому — плетьми-
— На кажный вопрос, который решение имеет, и человеком постигаем, мною ответ вскоре даден буде — усмехнулся Семён.
— Хорошо, от яблока отрезать треть, да еще четверть, да пятую часть да одну шестую, да одну двадцатую, сколько частей в яблоке останется? — задачка была убийственной, приведение дробей к общему знаменателю славянским счётом мог осилить только математик незаурядного ума.
Головин ломал голову и чиркал на песке с полчаса, выходил у него остаток то десятая часть, то двадцатая.
— Самому-то как исчислить сие ведомо? — чеша затылок, озадаченно поинтересовался подьячий.