Профессор Бергофф слушал Птицына рассеянно. Казалось, все это его не интересовало.
— И все же, — заметил он упрямо, — участок опыта слишком мал в сравнении с разрушительными силами природы, действующими на всей планете. К тому же ваш опыт единичен.
— Ошибаетесь, он не единичный и не первый. Разве вы не знаете об опытах Докучаева в Каменной степи под Воронежем? — удивился Михаил Александрович.
— Слыхал, — пробурчал Бергофф и недовольно поморщился. — Но ведь, в конце концов, и это всего лишь опыты.
— Нет, это уже и практика, — горячо возразил агролесомелиоратор. — В Каменной степи действительно происходили когда-то те ужасы, о которых вы только что рассказывали. Сравнительно еще совсем недавно в результате неправильного обращения с землей плодородная в прошлом черноземная степь под Воронежем постепенно превращалась в пустыню. Но когда Докучаев разгадал причины выветривания почв, он дал надежный способ борьбы с этим злом, заложив в Каменной степи полезащитные лесонасаждения. Все изменилось вокруг. Из года в год стало расти плодородие этой земли. Изменился климат, увеличилось количество птиц и животных.
Михаил Александрович взглянул на пасмурные лица своих гостей и невольно подумал: “Разве этим прошибешь их?”
— Я мог бы, — продолжал он уже без прежнего вдохновения, — рассказать вам и о преобразовании Сальской степи и о других когда-то бесплодных землях нашей страны, которые преобразованы за последние годы советскими людьми, да полагаю, что хватит и этого. Прошу теперь взглянуть на наше “пустынное хозяйство”.
С этими словами Михаил Александрович Птицын пригласил заокеанских гостей следовать за собою. Бергофф отнесся к этому без особого энтузиазма. Ему, видимо, гораздо приятнее было вести отвлеченный спор, чем рассматривать сады и поля, опровергавшие его теорию умирания земли. Секретарь профессора последовал за своим шефом с тупым выражением на лице.
Михаил Александрович ходил с ними среди деревьев, знакомя почти с каждым растением. Подводя к дубу, рассказывал, как отлично прижился он в этих песчаных почвах, примирившись с их сухостью и солонцеватостью. Показывал то вяз туркестанский, то клен татарский, то лох или дикую маслину, то липу и каштан, то другие деревья. Потом повел их в фруктовые сады, предложил посмотреть на яблони, груши, вишни, сливы и абрикосы. Показал и бахчи, на которых зрели арбузы и дыни, сводил на виноградники.
Однако все это, видимо, не очень интересовало американского профессора. Холодными, равнодушными глазами смотрел он на окружающее и, казалось, вот-вот готов был зевнуть от скуки. А Гарри Бендж ходил вокруг плодовых деревьев с такой осторожностью, будто боялся, что все это может рухнуть от одного неосторожного движения.