Мы связаны рамками, посланными нам Судьбой, которая является характером. Нарушение этих границ, выход за свои пределы, — это гордыня, hubris, что в переводе с греческого означает: «сверх положенного». В этом смысле, чтобы достичь своих целей, мы отказываемся от того, что нам «положено». Достижение имеет двойной смысл: осознание собственных возможностей и одновременно преодоление собственной ограниченности. Суметь найти то, что предначертано, и не более того, — это длительная и судьбоносная задача. Человек должен следовать своим внутренним, а не внешним ориентирам. Покорность своей судьбе не гарантирует никакой награды или общественного признания. Она влечет за собой самопризнание: и как сам процесс, и как вознаграждение.
Прометей знал, что ему было предначертано судьбой преодолеть собственные границы, выйти за свои пределы и понести наказание. В конечном счете он смирился со своей судьбой, состоявшей в том, чтобы пострадать за нарушение границ. И именно Прометей был первым, кто надел лавровый венец и склонился перед судьбой, ибо он воплощает живой пример того парадокса достижения/подчинения, который связал его с Ананке и Зевсом. Он носил железное кольцо в знак своего подчинения Зевсу и как символическое свидетельство того, что в своих страданиях он достиг дна титанических крайностей, глубин и вершин, гордости и унижения и постиг смысл своей судьбы.
Возможно, мазохизм только в последнюю очередь ставит своей целью достижение равновесия, поскольку именно крайность составляет всю его сущность. И все же для сохранения своей парадоксальной сущности самоистязания мазохизм должен создать такое равновесие. Вместо повседневной крайности доминирования Эго и доминирования героической установки мазохизм предлагает крайность подчинения в полном согласии с душой. Если у человека разваливается обувь, у него есть выбор: либо без конца ее ремонтировать, либо ее снять. Мазохизм компенсирует деятельную философию постоянного накладывания заплат скромной философией ходьбы босиком. Мазохизм — это способ психологического выживания. Он противоречит Прометеевой фантазии, которая привела бы к краху. Эго фатально склоняется к гордыне Прометеевой самодостаточности в отношении иллюзии, что человек по своей воле может все, что угодно, иметь, взять или даже украсть у богов. Ослепленное гордыней и порождаемым ею чувством свободы, Эго человека не может увидеть глубинного, фатального изъяна: части самой его сущности априори не хватает огня. Как только был украден огонь — т. е. сознание, власть и жизненная сила, — Эго начинает считать его своим и верит, что владеет им по праву. Жизнь и сознание оказываются послевоенными руинами. Они больше не являются дарами, и мы уже не можем признать того, кто их дал. Однако чувствовать себя униженным, уязвимым и прикованным к скале — значит признать свою зависимость от милости богов. Такое признание является необходимым предварительным условием покорности собственной судьбе. Вернемся к молодой женщине-пациентке, у которой наблюдалось одновременное влечение к своим мазохистским фантазиям и их отторжение. Ее дневные фантазии и ночные кошмары были наполнены эротически-соблазнительными и невыразимо ужасными образами плетей, наручников, поясов, ножей, крыс, мочи, крови, пигмеев и карликов, смерти, молчания… На ее судьбу наложили печать невыносимые образы. Подобные архетипы и образы существуют среди нас, формируют нас и информируют нас, являясь в сновидениях, делах и размышлениях. Они формируют наш характер; ведь, как утверждал Гераклит, характер человека — это его судьба. «Возможно, — пишет Юнг, — именно эти вечные образы — это то, что человек называет Судьбой».