Лиззи засмеялась:
— Конечно, сапоги у него в грязи, Джек. Последнее время идут дожди.
— Смейся, если хочешь, — нахмурился Джек, — но в Торнтри есть нечто такое, что Карсона очень интересует. А его неприязнь к фамилии Гордон еще не причина, чтобы разлучать тебя с этим парнем. И у меня есть большое подозрение, что ответ лежит на севере.
— Ну и что мне делать? Отправиться на север за ответом?
Джек улыбнулся, встал из-за стола и посмотрел на ее губы.
— Я не жду, что ты отправишься на север. По крайней мере без меня.
Лиззи знала, что должна отойти, чем-то отвлечь его, чтоб он не смотрел на нее таким взглядом. Но даже попытки не сделала.
— Это все? — спросила она, едва дыша. — Продать корову и ехать на север?
Его взгляд опустился к декольте, рука скользнула к шее, большой палец лег на впадинку горла. Лиззи молча отругала себя за поднимающийся внутри жар, за неистовое биение сердца.
— Не все, — ответил Джек, лаская ее кожу. — Но все на данный момент.
Она сделала вдох. Он смотрел так нежно и… и… улыбался.
— Я… послала за мистером Гордоном, — нерешительно произнесла она.
— Прекрасно.
Его улыбка слегка потускнела, он убрал руку и, не сказав больше ни слова, вышел из комнаты.
Лиззи упала на стул. Нет, нет, нет! Она не могла чувствовать такого влечения… страстного влечения к этому человеку. Нет!
— Встряхнись, Лиззи! — раздраженно сказана она себе. — Думай о мистере Гордоне.
И она стала мысленно повторять, как заклинание: мистер Гордон, мистер Гордон, мистер Гордон.
Свой ужин Джек заработал рассказом о довольно непристойном званом вечере в особняке принцессы Каролины.
Все слушали открыв рот, даже старик Кинкейд взирал на него с большим вниманием. Именно Кинкейд принес ему миску тушеной курицы.
Но, закончив свой рассказ, Джек с прискорбием заметил, что снова превратился в отверженного. Не было даже намека на гостеприимство, которым так гордятся шотландцы. Сегодня днем, предложив ему чай, Дугал внезапно передумал:
— Да, это приказ… никакого чая.
Джек при всем желании не мог представить, чем он провинился, что сказал или сделал, чтобы вызвать у этих людей такое презрение. И они совершенно ему не доверяли, старик Кинкейд захлопывал перед ним и запирал все двери.
В общем, это был очень странный день, начавшийся прошлой ночью со страстного поцелуя, который до сих пор будоражил ему кровь и воображение. Изучая в библиотеке жалкую книгу Лиззи, он мог думать лишь об этом поцелуе, хотел снова поцеловать ее, но Лиззи все испортила, упомянув Гордона, и он разозлился. Он предполагал, что Лиззи будет великолепной любовницей и даже завидовал в этом отношении ее рыцарю.