— Как угодно. Далее нам следует взвесить странность того, как размещались на ночь в доме священника.
— Абсолютное доказательство невиновности молодого человека.
— Мы согласились, что в этот вечер не изменим убежденность друг друга ни на крупицу, ни на йоту. Но тем не менее взвесим эти факты. Мальчику… сколько? десять?., когда его маленькая сестренка заболевает. С этого момента мать и дочь спят в одной комнате, а отец со старшим сыном также делят одну спальню. К счастью, у Ораса есть собственная комната.
— И вы предполагаете… вы предполагаете, что в той спальне происходили какие-то мерзости. (К чему, собственно, клонит Энсон? Он что, совсем спятил?)
— Нет, Дойль. Как раз наоборот. Я абсолютно уверен, что в этой спальне не происходило ровным счетом ничего. Ну, кроме сна и молитв. Ничего не происходило. Ничего. Ваша собака не лаяла, если вы меня извините.
— Следовательно…
— Как я уже сказал, все улики перед вами. С десяти лет мальчик спит в одной запертой комнате с отцом. В переходном возрасте и с начала возмужания — ночь за ночью, ночь за ночью. Его брат покидает дом. И что же? Спальня брата переходит к нему? Нет, этот необычайный распорядок сохраняется. Он одинокий мальчик, а затем одинокий молодой человек с гротескной внешностью. Его никогда не видят в обществе лиц противоположного пола. Однако мы можем предположить, что ему присущи нормальные потребности и позывы. И если вашему скепсису вопреки мы поверим в улику его экзофтальма, его мучат потребности и позывы более сильные, чем обычные. Мы мужчины, Дойль, и понимаем эту сторону жизни. Нам знакомы опасности подростковости и юности. Как часто выбор лежит между плотской распущенностью, которая ведет к нравственной и физической расслабленности и даже к преступному поведению, и здоровым отвлечением от низменных потребностей с помощью активных занятий спортом. Особенности его положения, к счастью, воспрепятствовали Идалджи избрать первый путь, но он уклонился от второго. И хотя я согласен, что боксирование ему вряд ли подошло бы, оставались, например, гимнастика и физическая культура и эта новая американская наука — бодибилдинг.
— Вы предполагаете, что в ночь случившегося имелись… какие-то сексуальные цели или проявления?
— Прямо? Нет. Но вы спрашиваете, что, по-моему, произошло и почему. Давайте на минуту признаем многое из того, что, по-вашему, характеризует этого молодого человека. Он был прилежным учеником, сыном, почитающим своих родителей, молился в отцовской церкви, не курил и не пил, добросовестно занимался своей практикой. Тем не менее взамен вы должны принять вероятность другой его стороны. Как ей не быть, учитывая своеобразие его воспитания, его полнейшую изоляцию и замкнутость, особую силу таящихся в нем позывов? Днем он трудолюбивый член общества. А затем, ночью, он все чаще уступает чему-то варварскому, чему-то глубоко погребенному в его темной душе, чему-то, чего, возможно, он и сам не понимает.