Волосы Мици… Кровь, струящаяся по золоту ее волос, стекающая вниз, на снег, орошая его ало.
Кровь Мици, бьющая фонтаном, — потоки крови, озера крови, теплой, упоительно прекрасной! Моря крови …
Вон, глядите! Даже само солнце, завистливо стремясь слиться воедино с этим ливнем крови, выбросило окровавленный бич луча из своего огненного шара.
Захлестнутая кровавым смерчем душа Вольфа воспаряла все выше и выше, подобно пузырьку воздуха, танцующему на поверхности бьющей вверх струи фонтана, устремлялась все выше и выше в бездонную синь, пока что-то, впившись в нее, как жало, не оборвало взлета. Что-то черное и крылатое, подобное летучей мыши, вонзило в нее зубы и разорвало душу на части.
Гнусное нападение было столь внезапным, что Вольф не успел вернуть свою душу в тело — она осталась там, в беспредельности, нагая, один на один с этим крылатым духом, в чудовищном, нечестивом с ним слиянии. Безысходность! А он падал, падал с головокружительной быстротой, крутясь, вихляясь в воздухе… О, смертная, смертная мука! Мрак, повсюду мрак, и грохот, и боль… Нечеловеческая боль!
«УДАВЛЕННИКИ МНЕ ОМЕРЗИТЕЛЬНЫ».
Пот выступил у него на лбу, и зубы прокусили язык.
А внизу, во дворе, ярко светило солнце и заливались хохотом ребятишки.
Огастин совсем их загонял: он битый час заставлял их трудиться без передышки над этой гигантской снежной бабой. А когда ее слепили, он еще несколько минут ваял ей нос, потом надел ей на голову свою шляпу, засунул в рот трубку, обмотал шею шарфом и — подумать только! — получился прямо его портрет! А потом он сам, первый сбил снежком шляпу у нее с головы, и теперь уже они все как одержимые расстреливали ее снежками (и не так, чтобы совсем без злобы, и хохотали взвинченно).
Отто сидел, как всегда, в своем маленьком, жарко натопленном кабинетике, куда почти не долетали звуки извне: здесь слышно было только глуховатое постукивание его пишущей машинки, за которой он работал, покрываясь испариной.
Под его окном Франц стремительно спускался на лыжах с крутого, почти отвесного замкового холма, отчаянно лавируя между густо растущими деревьями и лишь чудом, казалось, избегая столкновения. Этот спуск каждую секунду грозил ему смертью, но в таком смятении был его дух, впервые оборвавший пуповину преданности Вольфу, что Франц сознательно шел навстречу опасности, ища в этом успокоения. Вальтер еще с утра отправился на дальний участок леса, где надо было наметить вырубки. Адель ушла в деревню.
Итак, дом опустел, если не считать Мици, по-прежнему не выходившей из своей комнаты.