— Знаю.
— Условились с ним, что сегодня подъеду, заберу их.
— И что, не готовы? — вяло поинтересовался Кожевников. — А что такого? Обычная ситуация — много заказов и прочее. Мог и не успеть.
— Да в том-то и дело, что готовы. Вернее, поляк сказал, что нет, а я вижу — на полке лежат и тикают себе. Я ему говорю: давай часы, а он — это другие, не ваши.
— Может, и впрямь не ваши?
— Чтобы я свои часы не узнал? Да быть этого не может! — в сердцах проворчал Анисимов.
— И чем дело кончилось? — полюбопытствовал старшина.
— Да ничем. Стал он по-своему тараторить. Я только единственное понял, «что завтра точно пан получит свои часы в лучшем виде». Ну, я плюнул и ушел.
— Странно, — произнес Кожевников.
— Ладно, бывай, Митрич, — козырнул Анисимов.
Старшина направился к машине, Гусейн, повернувшись спиной к рулю, что-то красноречиво заливал Дашке, а она весело смеялась. Когда Кожевников подошел, Азизбеков предусмотрительно умолк, выскочил и чересчур услужливо открыл перед ним дверцу. Старшина уселся на заднее сиденье рядом с дочерью.
— Рули домой, Гусейн.
Какое-то время ехали молча, слышен был только мерный рокот двигателя. Всех утомила жара, она плавила мозги, ни о чем не хотелось думать. Что-то в сегодняшней городской обстановке настораживало старшину, но он не мог понять причину подсознательного волнения. Кожевников попытался расслабиться, поудобней устроился на сиденье и сжал в своей могучей руке маленькую изящную ладошку дочери.
Вечерний Брест постепенно превращался в город влюбленных. Жара спадала, все больше молодежи выходило на улицы. Счастливчики, владеющие патефонами, были нарасхват в компаниях. Девушки пританцовывали, им не стоялось на месте. Еще секунда — и они готовы были, не дожидаясь партнеров, закружиться в вихре вальса. Музыка лилась почти из каждого двора…
«…Любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь…»
Около клуба толпились местные ребята и военнослужащие, получившие на выходные увольнительные. Они стояли отдельными группками, курили и кидали такие красноречивые взгляды на проходивших мимо девушек, что казалось, от них вот-вот вспыхнут посаженные рядом с клубом акации.
«…И каждый вечер сразу станет удивительно хорош, и ты поешь…»
— Папка, а расскажи мне про крепость, — попросила Даша.
— Большая она, — улыбнулся Кожевников, собираясь с мыслями. — Долго ее строили, на совесть. Если память мне не изменяет, с 1833 года по 1842-й. А потом еще много раз модернизировали.
— Зачем?
— Военное дело развивалось, требовались новые способы защиты от нападения, — пояснил Кожевников. Дашка положила ему голову на плечо и внимательно слушала, а он продолжил: — Вот ее и перестраивали постоянно, улучшали. Стоит она на четырех островах. Главное укрепление на Центральном острове — Цитадель, которую солдаты ласково называют «Старушкой». С трех сторон ее прикрывают три других укрепления. Самое большое — Корбинское. Оно закрывает Цитадель с севера и востока. Потом идет Волынское. Оно на юге. И последнее — Тереспольское, на Западном острове, где я и служу, собственно, — на самой границе. Все острова соединены с Цитаделью мостами и воротами. В общем, мы тут, как за каменной стеной, в прямом смысле.